– Тебе ли не знать.
Я кивнул:
– Я нужен тебе в этом деле. Ты бы не сообразил, как его зовут, даже если б нашел паспорт у него в кармане.
– Ух ты, какие мы смелые.
– Ты не такой страшный, каким себя считаешь, Сатти.
– С чего вдруг тебя понесло? С того, что за твою голову назначили цену?
Я посмотрел на него:
– Паррс рассказал?
– Нет, улица. Кто, по-твоему, выследил Билли-Тупотыка в январе? Кто выломал дверь и достал из его глотки твой чертов адрес? – Сатти засопел. – А знаешь, почему ты со мной, Эйд? В аутсайдерах? Попробуй угадай.
Я уже знал ответ.
– Ты единственный, кто согласился со мной работать, – ответил я.
– Надо же, изучил доказательства и пришел к логическому заключению. Может, ты и не безнадежен.
Портье вынырнул из камеры хранения с коричневым кожаным чемоданчиком:
– Вы это искали, сэр?
Сатти взял у него чемоданчик.
– Больше ничего нет под этим номером?
– Нет. Я взял на себя смелость проверить, какие номерки выдали сразу до или после восемьсот тридцать первого, но там весь багаж забрали.
– Легкий. – Сатти потряс чемоданчик. Внутри что-то перекатывалось. – Пойдем с управляющим побеседуем.
10
– Ну, как дела со списком? – поинтересовался Сатти, входя в кабинет.
– Боюсь, это не так быстро…
– Тогда уйдите.
Управляющий застыл в изумлении, а Сатти злобно уставился на него.
– Мы на минутку, – пояснил я. – Надо взглянуть на вещи того человека. Внутри может оказаться что-нибудь хрупкое, подозрительное или даже опасное.
– Ладно. – Управляющий поднялся с места. – Главное, чтобы это подозрительное и опасное не вышло за пределы кабинета. – Он быстро вышел и плотно закрыл за собой дверь.
«Настоящий профессионал», – подумал я.
Сатти положил на стол чемоданчик.
Жесткий, кожаный, без фирменных лейблов. Такие старые потрепанные чемоданчики часто встречаются в ломбардах и комиссионках. С виду ничем не примечателен. Темная кожаная ручка, жесткий прочный каркас. Две защелки, с кнопками и замочком. Побывал во многих странах, истрепался от многолетнего использования и, без сомнения, прошел через множество рук.
– Готовься разбогатеть, – объявил Сатти, откидывая защелки. – Не закрыт?! Зря ты решил, что Зубоскал втайне путешествовал по миру…
– Без ключа его не закроешь. А ключ от такого старого чемодана мог быть только у первого владельца.
– И что?
– Раз не закрыт и ключа нет, значит был куплен с рук. – Я оглядел обшарпанный корпус, потертое донышко. – Сменил три, четыре, пять владельцев… Невозможно установить. Улыбающийся человек не видел этот чемодан до того, как купил его и сложил в него вещи.
– В оптимизме тебе не откажешь, – сказал Сатти.
Чемоданчик открылся со звуком, похожим на вздох. Несколько мгновений мы стояли молча, обозревая его содержимое. Пахнуло спертым безысходным одиночеством. Внутри чемодан был оклеен заляпанной, поистрепавшейся бумагой. Вещей оказалось немного. Сверху лежала картонная катушка с ярко-оранжевыми нитками. Теми самыми, которыми к брюкам пришили листок бумаги и номерок от камеры хранения.
– Одной загадкой меньше, – сказал Сатти, аккуратно сдвигая катушку в сторону.
Ниже лежала одежда. Ничем не примечательное белье и мятая футболка. Сатти поискал этикетки.
Как и ожидалось, они были спороты.
– Значит, тоже сам убрал. – Сатти отодвинул одежду.
Под ней нашлись необычные ножницы. Закрытые и замотанные скотчем так, что снаружи остались только острые концы. Рядом с ножницами лежал столовый нож, тоже обмотанный скотчем. Сатти высвободил его из импровизированной обертки. Оказалось, что лезвие ножа располовинено и остро заточено.
Мы переглянулись.
И нож, и ножницы превратились в опасное оружие. На самом дне лежала старая книга в твердом переплете.
«Рубаи» Омара Хайяма.
Сатти потряс книгу за корешок. Ничего не выпало. Он мельком пролистал ее, сосредоточенно сдвинув брови, и проворчал:
– Стишки.
– В конце смотри. Последнюю страницу.
Он послушался. Часть страницы оказалась оторвана.
– Вот откуда бумажка в кармане. «Конец» или «финал». Последняя страница. – Сатти хмыкнул и пролистал страницы в обратном порядке, на этот раз медленнее. Дошел до начала и протянул книгу мне. На титульном листе аккуратным четким почерком было написано четверостишие:
Не раз неслись твои мечты
К раскаянью, но был ли трезвым ты?
И вновь, и вновь твой покаянный плащ
Рвала весна, несущая цветы
[15].
Мы переглянулись.
Внизу очень светлым карандашом был приписан номер телефона.
– Ноль-один-шесть-один, – разобрал Сатти, прищурившись. – Местный…
Я полез за телефоном в карман, но Сатти покачал головой:
– Неизвестно, кто ответит и как. Лучше узнаем адрес и нагрянем неожиданно. И так уже слишком много упустили.
– Как думаешь, кто это?
– Кажется, объявилась улыбающаяся женщина.
Мальчик в ужасе застыл на пороге кухни, ставшей комнатой смерти. После вспыхнувшего на несколько мгновений яркого света глаза ничего не различали в темноте. Только на сетчатке остался отпечаток женщины с перерезанным горлом.
Мальчик вдохнул металлический запах крови, и его стошнило. Намерение тихонько пройти по дому улетучилось. Он оступился, упал и, судорожно дыша, пятился на четвереньках, пока не ударился спиной о закрытую входную дверь. Уперся в нее ладонями и поднялся, задыхаясь от ужаса. Ладони так сильно вспотели, что он чуть не скользнул обратно на пол. В груди сдавило, вдохнуть как следует не выходило. Мальчик крепко зажмурился и попытался снова вызвать ощущение полета, выскользнуть из тела, чтобы наблюдать за происходящим со стороны, но ничего не получалось. Неужели его жизнь оборвется здесь, во мраке дома? Легкие схлопнутся, и наступит чернота, про которую говорила мать.
Тело прошила сильнейшая боль, голова задрожала от напряжения, и вдох наконец получился. В ушах застучала кровь, напоминая о том, что он жив и никуда не делся.
Постепенно в сознание прокралась мысль, что он слышит не только свое дыхание, но и чье-то еще – надрывное, хриплое. Звук шел не из кухни – комнаты смерти, – а откуда-то гораздо ближе. Из-за двери или стены.
