– Мена зовут Мерфи, это – Летта, а это – Элли.
– Сестра Джун.
– Скажите, пожалуйста, среди ваших монахинь когда-то была некая сестра Маргарет. Вы, случайно, ее не знаете?
– Знала когда-то… – Сестра Джун взмахом руки указала на небольшое кладбище, прятавшееся в тени баньянов. – Можете поговорить с ней, если хотите. Эта старая коза любила поболтать, пока была жива, просто ни на минутку не умолкала. Боюсь только, что теперь она вам не ответит.
Я машинально посмотрел в ту сторону, куда показывала сестра Джун. Кладбище выглядело очень ухоженным, и почти на каждой могиле лежало по букету свежих цветов.
– Сколько вы прожили в монастыре, сестра?
Она немного подумала.
– Шестьдесят два года.
– Ни хрена себе! – пробормотала Элли у меня за спиной.
Сестра Джун ласково посмотрела на нее и улыбнулась.
– Вот и я иногда думаю точно так же.
Тут мне пришло в голову, что я мог бы просто спросить ее о том, ради чего мы сюда пришли.
– Скажите, вы знали сестру Флоренс? Она поступила в этот монастырь лет тринадцать или четырнадцать назад.
Сестра Джун сложила руки перед собой. Некоторое время она размышляла, потом покачала головой.
– Нет. У нас тут не было никакой Флоренс. – Сестра Джун окинула меня внимательным взглядом и, сделав шаг вперед, сняла с рук садовые перчатки. Легкий ветерок развевал торчащие из-под косынки седые волосы. Отряхнув джинсы, она остановилась и снова оглядела меня с ног до головы. Глаза у нее были ясные, чуть зеленоватые – совсем как волны, которые тихо плескались о берег у нее за спиной.
– Кого или что ты ищешь, сынок?
Я протянул ей письмо. Нацепив на кончик носа очки в старомодной проволочной оправе, сестра Джун взяла его в руки и несколько раз прочла про себя, беззвучно шевеля губами. Наконец она кивнула.
– Так-так… Угу. Гм-м…
Один из павлинов приблизился к нам, развернул свой великолепный хвост и принялся описывать круги вокруг нас.
Сестра Джун посмотрела на Элли, на Летту, снова на Элли и снова перевела взгляд на меня. Сложив письмо, она глубоко вздохнула и сказала:
– Вот уже двадцать лет в наш монастырь не поступало ни одной новой послушницы. То есть кто-то приезжал, но надолго они не задерживались… Здесь слишком жарко, слишком много москитов, слишком много воды, но… – Монахиня постучала кончиком пальца по письму. – Но ее я помню.
– Помните?! – вырвалось у Элли.
Старая монахиня долго смотрела на нее, потом показала на ворота, сквозь которые мы вошли.
– Она появилась здесь, как вы и говорите, лет тринадцать или четырнадцать назад. Более красивой женщины я в жизни не видела, но, когда она вошла в эти ворота, у нее было такое лицо, словно ее только что пнули ногой в живот. Она огляделась по сторонам, обхватила себя руками за плечи, словно ей вдруг стало холодно, и сказала что-то вроде: «Не представляю, о чем я только думала!» Ну а потом… потом она повернулась и ушла. – Сестра Джун покачала головой.
– И вы… действительно это помните? – засомневался я. – Как?!.
– Очень просто. – Сестра Джун подняла вверх два пальца. – Во-первых, таких голубых глаз, как у нее, я не видела ни у кого. Они были как… как морская вода в полдень. – Она показала на Элли. – Почти как твои. – Повернув голову, сестра Джун некоторое время вглядывалась в морскую даль, припоминая. – Ну, а во-вторых, прежде чем уйти, она сказала еще одно слово… Это было слово apollumi. – Она пожала плечами. – Далеко не каждый, кто входит в эти ворота, знает греческий.
Я непроизвольно сглотнул.
– А вы знаете, что с ней было дальше? С этой Флоренс?
Сестра Джун снова посмотрела на Элли и на меня.
– К сожалению, нет, сынок. – Она подняла руки, показывая на коттеджи, на кладбище, на баньяны и скрытый за коттеджами берег. – Если хотите, можете здесь погулять, посмотреть… В это время года у нас очень красиво.
И с этими словами она исчезла в доме так же быстро, как появилась.
Чтобы осмотреть территорию монастыря, много времени не понадобилось. Там действительно было очень красиво, но ничего интересного мы так и не увидели. Минут через пятнадцать мы уже вышли на улицу и остановились на тротуаре. Я как раз собирался закрыть ворота, но меня поразило выражение лица Элли, на котором сменяли друг друга злость и отчаяние. Вот она покачала головой, потом шагнула вперед и пнула ногой металлическую решетку ворот. Потом еще и еще, да так сильно, что ржавые металлические петли громко застонали. При этом она то что-то бормотала себе под нос, то выкрикивала ругательства. Наконец Элли зарыдала, продолжая что-то бессвязно восклицать. Некоторые слова я разобрал, и они заставили меня сочувственно поморщиться.
Последняя ниточка оборвалась, надежда иссякла, и Элли это понимала. Куда двигаться дальше? По какому следу? Где искать ответы на вопросы – наверное, главные вопросы в ее маленькой жизни? В нашем распоряжении больше не было таинственного письма и вообще ничего. Мы уткнулись в тупик, и теперь надежда Элли умирала у меня на глазах.
Летта попыталась утешить ее, обнять, но девочка не хотела, чтобы ее обнимали и утешали. Она металась перед воротами, пинала их ногами и ругалась самыми черными словами, какие только приходили ей в голову. Еще минут через пять она повернулась ко мне и довольно отчетливо посоветовала, куда я должен засунуть свою лодку.
– Посади меня на самолет. Сейчас же!
Я не стал возражать. У меня оставался всего один козырь, и я вовсе не был уверен, что его хватит, чтобы заставить Элли передумать.
Глава 37
Увидев, что я отвязываю «Китобой», Элли с подозрением спросила:
– Это еще зачем? Я не в настроении играть с вами в ваши дурацкие игры.
– Я знаю, – я кивнул. – Добраться до частного аэропорта проще по воде. Там есть причал.
Минут через пять мы уже плыли вокруг острова. Медленно. Стоял полный штиль, и Мексиканский залив был безмятежно-спокоен. В такую погоду находиться на воде было очень приятно, к тому же мне всегда легче думалось в окружении подернутых легкой дымкой морских просторов.
В конце концов мы пристали к причалу на расстоянии прямой видимости от безвкусно-огромного буя, обозначающего собой самую южную точку континентальной части Соединенных Штатов. Этот буй сделан из бетона, раскрашен в красно-черно-желтый цвет и имеет в высоту восемь или девять футов. Сам я никогда не понимал, чем так привлекает людей этот береговой знак, но возле него постоянно собирались очереди из туристов, желающих сделать памятную фотографию.
Выбравшись на причал, Элли скрестила руки на груди и нахмурилась.
– Что-то я не вижу никакого аэропорта!
– Я хорошо знаю, что ты чувствуешь, но… дай мне еще пять минут. Пожалуйста!
