До вечернего наплыва клиентов оставалось еще несколько часов. Кроме нее и меня, в баре больше никого не было, и я, протерев стойку и слегка прибравшись, сел в уголке и достал карандаш и тетрадку. Мне хотелось поскорее дописать финал одной истории, который долго мне не давался, но как раз в то утро меня, что называется, осенило.
Внезапно незнакомая леди спросила, что это я пишу. Откровенно говоря, я почти забыл о ее существовании – так тихо она сидела. Ее вопрос ненадолго поставил меня в тупик, но, немного подумав, я ответил – мол, описываю себя, каким бы я хотел быть. Мои слова ее неожиданно заинтересовали. «А каким бы вы хотели быть?» – спросила она. «Целым», – ответил я.
Она улыбнулась, кивнула, придвинулась поближе, закурила сигарету и поглядела на мою тетрадку. «Расскажите мне о вашем герое», – попросила она, и я снова задумался, глядя на название своей истории. «Любовь, которая была». А она уже протянула руку. «Можно мне взглянуть?..» Это был, наверное, самый угрожающий вопрос из всех, что мне когда-либо задавали. Я твердо это знал, но все равно решился. Что я теряю, подумал я и… протянул ей тетрадь.
Некоторое время она читала, прикуривая одну сигарету за другой. Наконец подняла голову и спросила: «У вас еще много… таких историй?» – «Шестьдесят семь тетрадей, не считая разрозненных листов», – честно ответил я. Леди улыбнулась. Ее улыбка была мягкой. Подкупающей. «Вы мне их покажете?»
Я никак не мог понять, то ли она ко мне клеится, то ли просто не знает, как провести время. Тем не менее я ответил, что завтра снова буду здесь и, если она тоже придет, я покажу ей свои записи.
На следующий день я отправился на берег и долго плавал, потом переоделся и пошел в бар. Он только что открылся, но та леди была уже там. Без лишних слов я выложил на стойку несколько стопок тетрадей. До двух часов ночи она сидела передо мной, без конца курила и пила чашку за чашкой крепкий черный кофе. Мы уже закрывались, когда она, наконец, закрыла последнюю тетрадь и, сняв очки, вытерла глаза. «Вы знаете, кто я?» – спросила она, и я отрицательно покачал головой. В самом деле, откуда мне было знать? А она уже опустила на тетради узкую ладонь с пожелтевшими от никотина пальцами. «Вы позволите мне это опубликовать?»
«Опубликовать? – удивился я. Ее слова показались мне странными. – А зачем?»
Она раздавила в пепельнице последнюю сигарету, которую докурила чуть не до фильтра. «Тридцать восемь лет я занимаюсь изданием книг, – пояснила она, – но мне еще никогда не попадались рукописи, которые были бы способны исцелять разбитые сердца так, как ваши истории».
Я налил себе шипучки и выпил. «Вы действительно так считаете?»
Она кивнула: «Да».
В общем, мы проговорили еще часа полтора. Эта леди – леди редактор – все пыталась убедить меня разрешить ей напечатать мои тетради. Я долго не соглашался, но в конце концов все-таки записал номер ее телефона. Она сказала, что пробудет в Ки-Уэсте еще неделю и что я могу звонить ей в любое время. Перед отъездом она приехала в бар, и я вручил ей два больших пластиковых пакета, в которых лежали все мои рукописи. «Только у меня есть несколько условий, – сказал я. – Никто, кроме вас, не должен знать, кто я такой. Ни при каких условиях вы не должны называть мое настоящее имя и публиковать мою фотографию на обложке. Никаких интервью для прессы и телевидения я тоже давать не буду. Для всех, кроме вас, я призрак. Привидение. Капитан Немо».
Она улыбнулась: «Договорились».
Тут я остановился, чтобы перевести дух, – с непривычки у меня пересохло в горле. На Летту я старался не смотреть, зато она таращилась на меня во все глаза, изумленно приоткрыв рот.
– Мы вместе придумали план, согласно которому герой моих романов будет сам писать свои истории. Этакая особая разновидность автобиографической прозы – ну, как если бы Индиана Джонс сам писал романы о себе и публиковал их под собственным именем. Моего героя мы решили назвать Дэвид Пасстор или Царь Давид – откуда взялось это прозвище, я уже объяснял. Мое полное имя – Дэвид Пасстер Мерфи, но Пасстер превратился в Пасстора, потому что Боунз сказал, что так будет лучше: Пасстор – пастор – пастырь… в общем, вы понимаете. А Мерф – это просто имя для друзей.
Леди редактор отвезла мои бумаги в Нью-Йорк и превратила их в четыре романа, которые были опубликованы один за другим с интервалом ровно в шесть месяцев. К тому времени, когда отправился в печать второй из них, и средства массовой информации, и мои первые фанаты-неофиты наперебой нанимали частных детективов, пытаясь выяснить, кто я такой на самом деле. На протяжении недель мой второй роман занимал первые строки разнообразных книгоиздательских, читательских и бог весть каких еще рейтингов, причем на самый верх он попал еще до того, как начались официальные продажи. Похоже, читателям, и в особенности читательницам, пришелся по душе выдуманный персонаж по имени Дэвид Пасстор. Третий и четвертый романы установили издательские рекорды по тиражам – впрочем, об этом я узнал значительно позже. Вот как получилось, что, пока я работал в баре за чаевые, на моем счете скопилось столько денег, что хватило бы не на одну, а на десять жизней.
Прошло еще какое-то время, я позвонил в Колорадо и сказал Боунзу, что готов вернуться к работе. К этому времени у меня созрело одно организационное предложение, которое я очень хотел осуществить. Мне казалось, что будет гораздо лучше, если в нашем распоряжении появится специальное место, где можно будет селить наших найденышей и помогать им снова вернуться к нормальной жизни. Боунз одобрил мою идею, и я употребил часть своих гонораров на то, чтобы купить город-призрак: заброшенный горняцкий поселок, опустевший после того, как истощились запасы серебра в окрестных горах. Теперь это наш Фритаун, и должен вам сказать, что с прежним городом-призраком его роднит разве что местонахождение. Теперь там есть первоклассная больница, школа, несколько женских спортивных команд и очень, очень хорошая служба безопасности. Все нынешние жители Фритауна сообща заботятся о новеньких – о девочках и молодых женщинах, которые давно разучились смеяться, которые забыли, что такое человеческое отношение. Их жизни были намного страшнее, чем я способен представить, – а я многое могу себе представить, – однако безнадежных случаев среди них нет, или почти нет. Мы выстроили для них новенькие общежития и отдельные коттеджи, мы их учим и лечим. Если кто-то не хочет ходить в школу, то может научиться какому-нибудь ремеслу, овладеть востребованной профессией. В этом нам очень помогают компании из списка «Форчун-500», с которыми мы негласно сотрудничаем, так как ими во многих случаях управляют отцы и матери девушек, которых нам удалось найти. Они же обеспечивают нам условия для отдыха и спорта: горные лыжи зимой, рафтинг и горный велосипед летом.
Фритауном, нашим маленьким секретным городом, управляет Боунз, я же занимаюсь тем, что ищу людей, которых необходимо найти. А по ночам я пишу, чтобы напомнить себе: когда-то я тоже знал любовь. Точнее, писал до недавнего времени…
– Что ты хочешь этим сказать? – прошептала Летта.
Я показал на «Китобой», на оранжевый ящик с прахом Дэвида.
