Вот над какими птицами надругался неведомый художник:
Болотный лунь
Красногрудый дубоносовый кардинал
Ястреб-перепелятник
Рисовый трупиал
Белоголовый орлан
Луговой трупиал
Виргинский филин
Голубая сойка
Полярная сова
Воротничковый рябчик
Красноголовый дятел
Большая голубая цапля
Золотой шилоклювый дятел
Выпь
Деревенская ласточка
Бекас
Козодой жалобный
Американский кроншнеп
Североамериканский козодой
Султанская курица
Опоясанный пегий зимородок
Канадская казарка
Королевский тиранн
Каролинская утка
Североамериканский лесной дрозд-отшельник
Хохлатый крохаль
Кошачий пересмешник
Ушастый баклан
Белобрюхий поползень
Полярная крачка
Американская пищуха
Полярная гагара
Богемский свиристель
Буревестник
Серый сорокопут
Атлантический тупик
Рогатый жаворонок
Атлантический чистик
Впрочем, как бы ужасны ни были изображения птиц, они все-таки содержали информацию и запечатлелись в его воспоминаниях, существенно пополнив его знания о дикой природе.
И конечно, он уже знал тех птиц, которые знакомы любому школьнику: малиновку, синешейку, золотистую щурку, американского чижа, дятла, деревенскую ласточку, крапивника, синицу-гаичку, сизого голубя, колибри, пиви, и список этот постоянно разрастался.
V. Незнакомец без воротничка
О сострадание! Драгоценнейший божий дар человечеству, самые надежные узы, соединяющие людей, самое крепкое связующее звено в дружеских отношениях! На нем одном держатся родственные притязания, лишь оно бережет от разрушения браки. Сострадание — пылающий факел, от которого зажигают свои светильники гении, десятикратно благословленная основа самой возвышенной любви. Оно глубже любви, сильнее ненависти. Сострадание — это самое важное чувство во вселенной, основа всех основ. Если бы Господь даровал человеку все свои дары, кроме этого величайшего, выступающего для иных связующим звеном, — все они потеряли бы смысл и ценность.
Каждый год уже привычное весеннее безумие Яна все усиливалось. И с каждым годом Яну все меньше хотелось противиться этому безумию, и вот однажды, когда ему исполнилось двенадцать лет, в один восхитительный апрельский денек он брел на север, направляясь к маленькой роще в паре миль от города. Его окружали неведомые цветы, в ушах звучали загадочные голоса. Свой голос имелся у каждого дерева и кустарника, а у заполненной водой канавы их было множество, и все они разговаривали с Яном. «Пип-пип-пип», — приветствовали они его и звали подойти посмотреть. Ян вновь и вновь подкрадывался к канаве, замирал и выжидал. Громкий свист звучал метрах в десяти: «Пип-пип-пип!» Но стоило Яну подойти поближе, как свист тут же стихал и начинался снова в другом месте — иногда позади Яна, иногда спереди, но только не рядом. Ян своими руками обшарил маленькую бочажину, поднимал ветви и ворошил листья, но ничего не нашел. Проходивший мимо фермер сказал ему, что это «всего лишь весенний пискун», что бы это ни значило, «тварюшка какая-то в воде».
Под бревном, валявшимся неподалеку, Ян нашел маленькую ящерицу, которая выползла из норы. Поскольку она была здесь единственным живым существом, Ян решил, что «пискун» — это и есть свистящая ящерица. Но откуда именно доносился свист? Как могло статься, что лужи вокруг были полны этих самых «пискунов», играющих с ним в прятки, ускользающих, даже когда он подкрадывался очень осторожно? Голоса замолкали, стоило ему приблизиться, и вновь заводили свою песню, когда он оставлял лужи за спиной. Его присутствие вынуждало их умолкнуть. Ян долго сидел в засаде, наблюдая за лужей, но пока он глядел, никто не подавал голоса. Уразумев наконец, что его избегают, он начал подкрадываться к ужасно шумному прудику, стараясь не показываться на глаза его обитателям. Он подбирался все ближе и ближе, до тех пор, пока не остановился примерно в трех футах от громкого пискуна, который сидел в траве, растущей прямо в пруду. Местоположение пискуна Ян определил с точностью до нескольких дюймов, но все-таки ничего не сумел увидеть. Он чрезвычайно озадачился и как раз ломал над этой загадкой голову, когда внезапно все окрестные пискуны замолкли. Ян вздрогнул, услыхав звук шагов. Обернувшись, он увидел незнакомого мужчину: тот стоял всего в нескольких футах и разглядывал его.
Ян побагровел — незнакомцы всегда были его врагами. Он испытывал к ним естественное отвращение и теперь злобно взглянул на мужчину, словно тот поймал его на горячем.
Незнакомец был средних лет и выглядел странно: одежда его казалась ветхой, а воротничка не было вовсе. На его сутулых плечах красовалась застропленная жестяная коробка, а в руках он держал силки с длинной ручкой. Он выглядел приметно: лицо его избороздили морщины, а борода внушала страх. Черты его, впрочем, свидетельствовали о высоком интеллекте, возможно, даже о некоторой суровости, но серо-голубые глаза смотрели по-доброму.
Голову странника венчала самая обычная, совершенно не подходящая к его внешности шляпа из твердого войлока, и когда он снял эту шляпу, приветствуя порыв приятного ветерка, Ян подумал, что прическа незнакомца напоминает его собственную: растрепанная грива не тронутых парикмахерским искусством волос, падающая на изборожденный морщинами лоб, словно ком спутанных водорослей, выброшенных на прибрежный утес во время шторма.
— Эй, паренек, что это ты там ищешь? — Доброжелательность его тона никоим образом не смягчала сильного шотландского акцента.
Ян все еще негодовал по поводу присутствия постороннего человека, но ответил:
— Ничего я не ищу. Просто хочу узнать, как выглядит свистящая ящерица.
Незнакомец моргнул.
— Лет сорок назад я подкрадывался к пруду, прям вот как ты этим утром. Я все глазел по сторонам и приложил немало трудов, чтобы разгадать загадку весеннего пискуна. Я здесь торчал целыми днями, о да, торчал здесь много дней, и прошло три года, прежде чем я ее разгадал. Буду рад сэкономить тебе время, чтоб ты не искал столько же, сколько я. Если ты не против, так я покажу тебе пискуна.
Незнакомец осторожно просунул руку в листву, свисающую над канавой, и вскорости поймал крохотную лягушку размером меньше дюйма.
