Однажды на другом мусорнике — в своем собственном дворе, то есть в том, который был в городе, а не в лесу, — Ян увидал новую, незнакомую ему птицу. Он зарисовал ее, пока она была — очень кстати — поглощена трапезой. Птица была неяркая, пепельно-серая, с желтыми, отливающими бронзой пятнами на темени и охвостье и белыми полосами на крыльях. «Птицы Канады» не помогли определить ее; Ян искал во всех книгах, которые мог найти, но так и не нашел ни малейшего намека на то, кто это мог быть. Лишь много лет спустя он узнал, что встретил тогда молодого самца обыкновенного щура.
Был еще случай, когда неподалеку от своей хижины, в кустах Ян нашел мертвую маленькую хищную птицу. Он схватил ее, словно драгоценную награду, и битый час разглядывал лапы, клюв, крылья, каждое перышко, а затем принялся зарисовывать ее. Рисунок вышел очень плохо, хотя Ян потратил на него несколько дней, и когда он был наконец завершен, труп птицы уже кишел личинками. Однако каждое пятнышко, каждое перо были тщательно скопированы и перенесены на бумагу. Один из приятелей Яна сказал, что это ястреб-цыплятник, и Ян запомнил слово. С тех пор и странное это название, и сама птица стали его добрыми знакомыми, и даже годы спустя, когда он уже точно знал, что нашел тогда полосатого ястреба, стоило ему вспомнить тот случай, и губы его сами спешили выговорить «ястреб-цыплятник».
Тогда же не прошло много времени, и он наткнулся на другую хищную птицу. На сей раз она была жива и перепархивала с ветки на ветку у него над головой. Совсем небольшая — меньше фута в длину, с коротким клювом, но длинными хвостом, ногами и крыльями, с синеватой головой и медно-красной спиной, с широкой черной поперечной полосой на хвосте, она летала вокруг и садилась то на одну ветку, то на другую, тряся хвостом. Все говорило за то, что это ястреб и, судя по окрасу, перепелятник; на сей раз книга помогла ему, так как одна из грубых пародий на Вилсона, содержащаяся в ней, изображала именно эту птицу. Еще Яну удалось увидеть вблизи и зарисовать по памяти двух других птиц. Рисунки вышли столь же плохо, как и рисунок «ястреба», однако благодаря изображению в календаре он узнал, что одна из птиц — это пастушок, а книга подсказала ему и название второй: рисовый трупиал. Ян запомнил их навсегда. Сперва у него были сомнения насчет того, правильно ли он делает, занимаясь рисованием, ведь оно казалось ему совершенно не индейским делом, однако позже он вспомнил, что индейцы покрывали рисунками свои щиты и типи. И это обрадовало его: он не просто разрешил себе рисовать, а подкрепил это разрешение вескими аргументами.
Примерно тогда же владелец книжной лавки выставил в витрине новые книги. Одну из них, великолепное издание под названием «Ядовитые растения», Ян обожал. Она стояла в витрине какое-то время, раскрытая посередине, и с улицы можно было разглядеть две крупные иллюстрации, изображавшие паслен и дурман. Ян любовался ими при любой возможности. Через неделю книга исчезла, однако эти рисунки навечно отпечатались в его памяти. Впрочем, если бы он набрался смелости, зашел и попросил полистать книгу, то наверняка через час запомнил бы внешний вид и названия большинства изображенных там растений.
IX. Следы
Однажды Ян нашел на мокром песке у ручья несколько любопытных отметин — явно чьи-то следы. Он внимательно изучил их и зарисовал один в натуральную величину. Ян небезосновательно предположил, что это могут быть следы енота, — здесь, в низине, еноты встречались нередко. Как только представилась возможность, Ян показал рисунок конюху, собака которого, по слухам, однажды убила енота, а значит, он должен был разбираться в интересующем Яна вопросе.
— Это след енота? — робко спросил он.
— А я почем знаю? — грубо ответил конюх и вернулся к работе.
Однако стоявший поодаль незнакомый мужчина в поношенной одежде и новом цилиндре, съехавшем на затылок, сказал:
— Дай-ка взглянуть.
Ян показал ему рисунок.
— Это в натуральную величину?
— Да, сэр.
— Ага, это точно след енота. Погляди на все деревья вокруг того места, где увидал его, и, как заметишь дупло, глянь на кору, там должны остаться шерстинки енота. Найдешь их — значит, ты отыскал енотье дерево.
Ян последовал совету при первой же возможности. Он обыскал всё у ручья и нашел большую липу, к коре которой пристало несколько серых волосков. Ян не знал точно, кому они принадлежат, и потому забрал их с собой. Он искал того незнакомца, чтобы показать ему свою находку, но тот уже исчез, и никто не знал, кто он таков.
Возник вопрос, как же определить, чья это шерсть, но вскоре Ян вспомнил, что у него есть знакомый, а у того — плед из енотовых шкурок. Сравнив найденные шерстинки с тем мехом, из которого был сделан плед, он убедился, что по той липе карабкался именно енот. Именно тогда Ян впервые столкнулся с тем, что шерсть разных животных различается между собой, равно как и следы. Также он понял, как разумно зарисовывать все, что хочешь исследовать и определить. Он сделал это, повинуясь некоему порыву или, может быть, чутью, но впоследствии зарисовывать все увиденное стало его твердым принципом; ведь в набросках очень легко передать и сохранить облик того, что наблюдаешь, рисунок — лучший помощник натуралиста.
Однажды Ян увидал растение, похожее на зонтик. Он раскопал его корень и увидел продолговатую белую луковицу. Попробовал на вкус: она оказалась похожа на огурец. Пролистав «Школьную ботанику» Грея, в оглавлении он наткнулся на название «индейский огурец». Описание, насколько он смог разобраться в терминах, подходило, хотя, как и всегда в подобных случаях, без рисунка сложно было утверждать наверняка. Однако он добавил информацию об индейском огурце к своим знаниям о лесе.
В другой раз он пожевал листья неизвестного ему растения, поскольку слышал, что именно так делают индейцы. Вскоре он почувствовал сильную резь в животе и, ужасно страдая, поспешил домой. Мать дала ему горчицы и много воды, после чего его вырвало, а потом надрала ему уши. В этом время зашел отец и совершенно справедливо добавил еще. Прямо тут же он запретил Яну ходить в лес. Разумеется, тот не послушался. Всего лишь стал более осмотрительным, а походы в хижину теперь имели для него сладкий привкус запретного плода.
Х. Бидди вносит свой вклад
В то время в доме появилась новая служанка, канадская ирландка из Сэнгера. Ее бабка была известной травницей, так что ее немедленно объявили ведьмой, несмотря на то что Бидди была доброй католичкой. Некоторые знания она переняла от бабки, и однажды, когда вся семья отправилась на кладбище, девушка обшарила все окрестные заросли и нарвала множество разных трав. Дома она занялась их заготовкой, называя каждую из них и рассказывая, от каких хворей их применяла ее бабка.
— Это сассафрас, его заваривают от кожных болезней. Это женьшень
[14], его можно неплохо продать; лапчатка, от кровотечений по весне; коптис, от стоматита; зимолюбка, от малярии; подорожник, он вырастает у дорог, по которым ходили белые
[15]; индейская чаша
[16], она появляется там, где умер индеец; одуванчик, из его корней можно делать кофе; кошачья мята, ее заваривают и пьют от простуды; лаванда, лавандовый чай вызывает аппетит; индейский табак, его смешивают с покупным табаком; болиголов, из него можно добывать розовую краску, а из коптиса желтую, а из кожуры серого ореха — зеленоватую.
