IX. Огонь и вода
Это было его крещение огнем: пуля попала Джеку в спину и, хоть и не задела кости, нанесла глубокую рану. Фыркая от боли и злости, он прорвался сквозь кустарник и шагал вперед еще час, потом лег и попытался зализать рану, но не смог ее достать — только почесать о бревно. Джек пошел дальше, к Таллаку, а там, забравшись в пещерку из осыпавшихся валунов, прилег отдохнуть. Когда солнце встало, Джек еще катался по земле от боли, но тут в пещеру проник странный запах горящего костра. Он все нарастал, а вскоре появились слепящие клубы дыма. Джек стал задыхаться, и ему пришлось отползти подальше, но запах следовал за ним; вскоре он не смог больше выносить его и выбрался из пещеры по другому проходу. Выбираясь, Джек мельком заметил человека, бросавшего ветки в разведенный у входа костер, а дуновение ветра принесло и запах, который сказал: «Это человек, который вчера ночью следил за овцами». Как ни странно, в лесу дыма не было, не считая тонкого пласта, висевшего между деревьями, и Джек мирно зашагал прочь. Он пересек гряду и, наткнувшись на ягоды, поел впервые с тех пор, как убил последнюю овцу. Джек еще пару часов брел дальше, собирая ягоды и копая корешки, но тут дым сгустился, почернел, а запах стал сильнее. Джек устремился прочь, но без особой спешки. Птицы, зайцы и олени пробегали мимо. Послышался рев, он нарастал, приближался. И Джек последовал за убегавшими лесными обитателями.
Пылал весь лес: поднимался ветер, и рвущееся жадное пламя мчалось вперед, словно табун диких лошадей. Для такого у Джека не было припасено никакого решения, но инстинкт сообщал, что стоит избегать того, что ревет, испускает темные тучи, огненные хлопья и волны жара, ползущие по земле, и потому Джек побежал, как и все лесные жители. Он мчался изо всех сил, а мало кто из животных может обогнать бегущего по буеракам медведя, — но жаркий ураган настиг его. Ощущение опасности сменилось ужасом — таким, которого Джек раньше никогда не испытывал, потому что не знал, как с этим бороться, не знал, как этому противостоять. Теперь пламя бушевало вокруг Джека; бесчисленные птицы, зайцы и один олень сбежали еще до того, как воцарился этот алый ужас. Джек торопливо продирался сквозь заросли терновника и толокнянки, в которой скрывалась вся лесная мелочь, пока ее не захватил пожар; его шерсть опалило, и, забыв о ране, он думал только о том, как бы удрать отсюда. В тот момент кустарник перед ним расступился, и гризли, ослепленный дымом, почти изжарившийся, выбежал на берег и рухнул в чистый пруд. «Ш-ш-ш!» — прошипел обжигающе горячий мех у него на спине. Джек нырнул поглубже и глотнул холодной воды, погружаясь в безопасную прохладу. Он сжался под водой, пока выдерживали его медвежьи легкие, а потом с опаской поднял голову. Небо над ним полоскалось большим огненным полотнищем. Охваченные огнем ветки и угольки с шипучими фонтанами падали в воду. Воздух был горячим, но дышать порой получалось, и Джек наполнил легкие так, что едва мог оставаться под водой. Другие животные тоже прятались в пруду: часть обгорела, некоторые погибли, мелкие прятались у берега, более крупные — на глубине, а одно из них находилось совсем рядом с Джеком. О, этот запах он знал, огонь — пусть запылали бы все леса Сьерры — не мог не выдать охотника, который стрелял с помоста и, хоть Джек этого и не знал, следил за ним весь день; того, который пытался выкурить его из логова и случайно устроил лесной пожар. И вот они, лицом к лицу, прятались в самом глубоком месте пруда, их разделяло всего десять футов, а разойтись они могли максимум на двадцать. Пламя жарило невыносимо. И человек, и медведь глубоко вдохнули и погрузились под воду, размышляя в меру своей разумности, что будет делать другой. Через полминуты оба вынырнули, с облегчением заметив, что другой не подобрался ближе. Каждый старался держать нос и хотя бы один глаз над водой. Но огонь опалял все сильнее, пришлось нырять глубже и оставаться там как можно дольше.
Пламя ревело, словно ураган. Огромная сосна с треском рухнула в пруд, едва не задев человека. Всплеск воды погасил почти все огоньки, но жар от ствола шел такой, что человеку пришлось придвинуться ближе к медведю. Еще одна сосна упала, притопив предыдущую, и убила койота. Там, где стволы соприкасались, огонь яростно вспыхнул, и медведь попятился от него ближе к человеку. Теперь они находились на расстоянии вытянутой руки. Бесполезное ружье лежало у берега на мелководье, но у человека при себе был нож — нож, приготовленный для самообороны. Но он не понадобился: сила огня провозгласила мир. Выныривая и снова погружаясь, они провели так еще час, держа нос над водой, а взгляд — на своем противнике. Алый ураган миновал, в лесу стоял дым, но уже вполне переносимый, и медведь, выпрямившись во весь рост, побрел на мелководье к берегу и дальше в лес. Человек заметил, что из лохматой спины медведя струится кровь, окрашивая алым воду. И на тропе тоже остался кровавый след. Лэн знал: это медведь из каньона Бакстера, тот самый медведь-гринго, но он и понятия не имел, что этот медведь — одновременно и его старый приятель Джек. Лэн выбрался из озера на противоположном берегу, и они, охотник и добыча, направились в разные стороны.
X. Водоворот
Западные склоны Таллака начисто слизало огнем, и Келлиан перебрался в новую хижину на восточном, где еще оставались участки зелени; куропатки, кролики и койоты сделали то же самое, как и гризли Джек. Его рана быстро затянулась, но память о ней и о запахе ружья сохранилась — это был опасный запах, новый и пугающий, и Джеку было суждено познакомиться с ним слишком близко, ведь вскоре их поджидала новая встреча. Джек неторопливо спускался со склона Таллака, следуя за сладким ароматом, будившим в нем воспоминания о прошлых радостях, — запахом меда. Из-под его лап безмятежно вспорхнула стайка куропаток и уселась на невысокое дерево, и тогда до Джека донесся человеческий запах, потом треск — такой же, который ужалил его в загоне для овец, — а потом одна из куропаток рухнула вниз. Джек шагнул к ней, чтобы понюхать, и человек, появившийся из кустов напротив, тоже сделал шаг к куропатке. Их разделяло десять футов, и они друг друга узнали: охотник увидел медведя-одиночку с раной в боку, а медведь учуял запах ружья и кожаной одежды. Быстро, как гризли, — а значит, быстрее молнии — Джек встал на задние лапы. Человек отпрянул, споткнулся и упал, гризли навис над ним. Охотник лежал лицом вниз, как мертвый, но прежде, чем нанести удар, Джек уловил запах, заставивший его остановиться. Он учуял жертву, и этот запах как будто отдернул шторы или воскресил прошедшие дни. Те дни, проведенные в охотничьей хижине, давно забылись, но прошлые ощущения по просьбе носа с готовностью приняли командование. Джек глубоко втянул в себя носом воздух. И его ярость улеглась. Гризли сменил гнев на милость, развернулся и ушел, так и не тронув охотника.
О, слепец с ружьем! Все, что он смог сказать в объяснение случившемуся, это: «Никогда нельзя угадать, что гризли выкинет, но если он тебя зажмет в темном углу, лежи и не высовывайся». Келлиану и в голову не пришло признать за мохнатой тварью порыв к врожденному добру, даже когда он рассказывал погонщику овец о своем приключении в пруду, о том, как он ранил медведя и как потерял его след в лесном пожаре:
— Неподалеку от хижины, когда он внезапно появился и кинулся на меня, я уж было решил, что настал мой последний час. Ума не приложу, почему он меня не прихлопнул. Но скажу тебе так, Педро: тот медведь, который убил твоих овец на верхних пастбищах, и тот, который был в каньоне, — один и тот же. Не могут два медведя оставлять одинаковые следы задних лап, а тут следы одинаковые.
