— Смотри-ка, мишка, — громко сказал он, — я ничего тебе не сделаю! Ничего против тебя не имею, так что и тебе незачем точить на меня зуб.
— Р-ры-ы-ы, — глухим басом отозвался Гринго.
— Послушай, я не хочу быть с тобой на ножах, хотя нож-то у меня при себе. Чего я хочу, так это чтобы ты отошел и дал мне пройти по этой узехонькой тропе по своим делам.
— Р-р-ры-уоу! — проворчал Гринго.
— Честно, приятель. Ты меня не тронь, я тебя не трону. Пропусти меня на пять минут, и все.
— Рры-рры-рроу-ры, — послышался ответ.
— Да пойми, тут никак не обойти, только вперед, а ты ведь сидишь прямо на дороге. Надо пройти, раз уж назад нельзя. Слышишь, давай договоримся: по рукам и не держать ножа за пазухой.
Разумеется, Гринго ничего не понимал, кроме того, что человек издавал странные, безобидные и монотонные звуки, так что, пробасив напоследок: «Гр-р-р-ф!», медведь моргнул, поднялся и двинулся вниз по склону. Ковбой, пришпорив лошадь, которая не хотела трогаться с места, отправился дальше.
— Ну, ну, — хохотнул он, — ни разу это не подводило! Потому-то большинство медведей и похожи.
Если бы Гринго умел ясно мыслить, то сказал бы: «Это, без сомнения, какой-то новый тип людей».
XII. Омут, пруд и наводнение
Гринго брел по зову носа, ловя бесчисленные ароматы ягод, корешков, куропаток и оленей, пока не появился новый, приятный и особенно сильный запах. Это была не дичь, не овцы и не мертвечина. Так пахло живое мясо. Запах привел Гринго на лужок, и там он нашел их. Огромные существа, ростом с него самого, рыжие и рыже-белые, и их было пять, но Гринго не боялся. Им овладел охотничий инстинкт, охотничье безрассудство и желание победить. Он подкрался к ним с наветренной стороны — так, чтобы продолжать их чуять, но чтобы они не учуяли его. Гринго вышел на опушку: тут надо было остановиться, иначе его могли заметить. Неподалеку был водопой. Он молча попил, потом улегся в кустарнике и стал следить. Так прошел час. Солнце опустилось к горизонту, и коровы поднялись, решив пощипать траву. Одна из них, мельче остальных, подошла ближе, а затем, внезапно задавшись целью, направилась к источнику. Гринго подождал удобного случая, и когда корова, скользя по грязи, наклонилась, он поднялся и ударил ее изо всех сил. Гринго метил ей в голову и попал, но он ничего не знал о рогах. Острый рог молодой коровы вонзился ему в лапу и, согнувшись, отломился, но удар вышел вдвое слабее. Корова упала, однако Гринго пришлось довершить начатое, а затем он заметался в бешенстве из-за боли в раненой лапе. Остальные коровы сбежали. Гризли схватил телку зубами и потащил ее вверх по холму к логову. Там, имея запас еды, он снова улегся зализывать раны — хоть и болезненные, но не серьезные, так что спустя неделю гризли Джек, как всегда, чувствовал себя отлично и странствовал по лесам у озера Палой листвы и дальше на юго-восток. Его владения выросли вместе с ним самим: король вернулся в свое королевство. Со временем Гринго стал встречать других своих соплеменников и мериться с ними силами. Порой он побеждал, порой нет, но месяцы шли, а он все рос, учился и набирался сил.
Келлиан все еще следил за медведем и знал, что с ним происходило, по крайней мере в основном, потому что по паре-тройке отметин всегда мог определить его следы. Изучая их, он заметил круглый шрам на передней лапе и отметину на задней. Но были и другие: охотник подобрал обломки костей там, где стрелял в медведя в лагере, и после долгих раздумий решил, что выбил ему клык. Но он сомневался, что стоит рассказывать историю о том, как отстрелил медведю зуб и палец на задней лапе одновременно, пока позже не смог найти более четкие доказательства своей правоты.
Нет двух одинаковых зверей. У стадных больше общего, а гризли, одиночка, проявляет исключительную индивидуальность. Большинство гризли отмечают свой рост на деревьях — чешут о них спину. Некоторые дерут дерево когтями передних лап, некоторые — обхватывают передними лапами ствол, а задними срывают с него кору. Гринго метил свои деревья так: сначала терся о них спиной, затем поворачивался и зубами срывал кору.
Келлиан узнал кое-что о Гринго, когда разглядывал одно из медвежьих деревьев. Он все утро выслеживал медведя, нашел отличные следы на пыльной тропе и так выяснил, что пуля отстрелила ему палец на задней лапе, но на передней с той же стороны имелся большой круглый шрам — явно от коровьего рога. Подойдя к дереву, на котором Гринго вырезал свои инициалы — отметки, оставленные медвежьими зубами, — Келлиан обнаружил нехватку одного из верхних клыков, так что все доказательства, указывающие на Гринго, были в сборе.
— Тот самый медведь, — сказал Лэн приятелю.
За все это время они так и не сумели обнаружить его, поэтому решили расставить несколько медвежьих ловушек, изготовленных из тяжелых бревен, со скользящей дверью из тесаных бревен. Приманка кладется на рычаг в дальнем углу, потяни его — и дверь опустится. Четыре таких ловушки стоили недели тяжкого труда. Они не насторожили их сразу же, потому что ни один медведь не подойдет к настолько подозрительно новой штуке. Медведи зайдут туда только после того, как дерево посереет и выветрится от непогоды. Но охотники убрали все щепки и натерли свежие срезы грязью, а бревна изнутри — залежалым мясом, потом прицепили в каждой ловушке по куску старой оленины к рычагу.
Три дня они к ним не подходили — чтобы рассеялся человеческий запах, — а потом одна из ловушек сработала, дверь закрылась. Перед этим они наткнулись на следы гризли неподалеку, и Бонами очень обрадовался. Но Келлиан долго разглядывал пыль и в конце концов громко расхохотался.
— Взгляни-ка! — Он указал на цепочку следов, похожих на медвежьи, но всего дюйма в два величиной. — Вот какого медведя мы найдем внутри, с большим пушистым хвостом. — И Бонами тоже засмеялся, потому что понял: в ловушку попал не кто иной, как маленький скунс.
— В следующий раз прицепим приманку повыше и рычаг сделаем потуже.
Перед обходом они натерли обувь тухлым мясом, потом снова оставили ловушки на неделю.
Есть медведи, которые едят в основном корешки и ягоды, другие больше всего любят больших черных лососей, которых вылавливают когтями из воды, когда те идут на нерест, а есть медведи, питающие особенную любовь к мясу. Последних мало: чаще всего они становятся необычайно злобными и рано гибнут. Гринго был из последних и рос, словно дюжий гладиатор древних времен, вскормленный отборным мясом, — становился все больше, сильнее, злее, чем его сородичи, пробавляющиеся фруктами и корешками. Хотя вразрез с этим шла его любовь к меду. По его следам охотник выяснил, что медведь не пропускает ни одного шмелиного гнезда, а если их нет, то ест медоносные цветы вереска, колокольчиками висящие на стеблях. Келлиан тут же это отметил.
— Слышишь, Бонами, нужно бы меду достать.
Нелегко найти пчелиное гнездо, если нет меда, чтобы прикормить им тех, кто может к нему привести, так что Бонами поскакал в долину к ближайшему лагерю — лагерю Тампико — и достал не мед, а сахар, из которого они сделали сироп. В разных местах они поймали трех-четырех пчел, пометили их ватой, накормили сиропом и отпустили, следя за ними, пока ватные пучки не исчезали из виду, а по остаткам ваты нашли и сам рой. Тогда к каждому рычагу привязали по дерюжному мешочку, наполненному сотами, и той ночью, когда Гринго шел длинными неутомимыми шагами, пожирающими мили не хуже паровоза, его чувствительный нос почуял вкусный запах, тот из многих, который обещал радость. Так что Гринго двинулся быстро и далеко, пока милей спустя не наткнулся на любопытную пещеру из бревен. Он остановился, принюхиваясь. Да, здесь пахло охотниками, но сильнее пахло радостью. Для верности он обошел вокруг, но пахло изнутри, и он осторожно вошел. Мимо торопливо пробежала древесная мышь. Гринго понюхал приманку, лизнул ее, пожевал, обслюнявил, упиваясь вкусом, потянул, чтобы захватить побольше, и тогда «Бум!» — сказала толстая дверь за спиной, и Джек оказался в ловушке. Он в бешенстве рванулся назад, врезался в дверь и наконец почувствовал угрозу. С усилием он развернулся и прыгнул на дверь, но та была крепкой. Гринго исследовал логово, обошел его и проверил все бревна там, где они казались потоньше, — можно ли разгрызть их. Но ничего не вышло. Он пробовал прогрызть каждое, проломить крышу, сделать подкоп, но везде были толстые тяжелые бревна, сколотые и сцепленные в единое целое.
