V
Хвостик, наш пленник, самый слабый из приплода, унаследовал всю ее любовь. Псы теперь должны были охранять куриц. Работнику приказали стрелять, как только он заметит лису, — этот приказ дали и мне, но я пообещал себе никогда не замечать ее. Куриные головы, которыми любили лакомиться лисы, а псы никогда не трогали, были отравлены и разбросаны по лесу. А единственный способ пробраться ко двору, где сидел на привязи Хвостик, заключался в том, чтобы вскарабкаться по поленнице и преодолеть кучу других опасностей. И все же каждую ночь старушка Лисица приходила сюда понянчить своего малыша, принести ему свежеубитую курицу и поиграть с ним. Я видел ее снова и снова, несмотря на то что теперь она появлялась, не дожидаясь от пленника жалобного крика.
На вторую ночь его пленения я услышал звон цепи, а затем понял, что это старая лиса с усердием роет яму у конуры своего лисенка. Когда она стала достаточно глубока, чтобы наполовину скрыть Лисицу, та сбросила в нее лежащую на земле цепь и закопала землей. После этого, празднуя триумф и думая, что с цепью покончено, она схватила Хвостика за шкирку и прыгнула в сторону поленницы, но, к несчастью, цепь грубо выдернула лисенка из ее захвата.
Бедный малыш печально захныкал, забираясь в свою конуру. Через полчаса собаки негодующе залаяли, и по их далеким выкрикам в лесу я понял, что они преследуют Лисицу. Они побежали к северу по направлению к железнодорожным путям, и вскоре их лай затих. Следующим утром наш пес не вернулся назад, а вскоре мы выяснили почему. Лисы давно знали, что такое железная дорога, и придумали несколько способов ее использовать. Один из них состоял в том, чтобы во время погони долгое время бежать по рельсам перед тем, как пройдет поезд. Лисий запах, и так перебиваемый запахом железа, уничтожался прошедшим поездом, к тому же всегда был шанс, что охотничьих собак собьет состав. Второй способ, хоть и гораздо более верный, был сложнее в исполнении: вывести псов на широкую эстакаду перед поездом, чтобы состав, если повезет, хотя бы зацепил их, а то и убил наповал.
Этот трюк был осуществлен успешно: под насыпью мы нашли то, что осталось от старины Бродяги, и поняли, что Лисица свершила свою месть.
Той же ночью она вернулась во двор раньше, чем Пятнашку принесли назад его усталые лапы, убила очередную курицу и притащила ее Хвостику, а затем прилегла и вытянулась, чтобы тот мог утолить жажду. Ей казалось, что у него нет никакой другой еды, кроме той, что она ему приносит.
Эта курица выдала дяде тайну ночных посещений.
Я всей душой симпатизировал Лисице и не хотел участвовать в дальнейших убийствах. Следующей ночью дядя дежурил около часа с ружьем в руках. Потом, когда стало холодать и луна скрылась за тучами, он вспомнил о каких-то важных делах и оставил за главного Пэдди.
Но Пэдди не мог усидеть на одном месте в тишине, и бездействие утомляло его. Поэтому громкое «пиф-паф» часом позже означало только то, что порох был потрачен впустую.
Утром мы убедились, что Лисица не бросила своего малыша. Следующей ночью дядя сам стоял на страже, ибо была похищена еще одна курица. Вскоре в темноте вновь раздался выстрел, и Лисица скрылась. Другая ее попытка проникнуть к нам закончилась новым ружейным выстрелом. И все же на следующий день по тому, как блестела цепь, было понятно, что она снова приходила и часами тщетно пыталась перегрызть эти ненавистные узы.
Такие храбрость и преданность должны были вызвать уважение, если не сочувствие. Во всяком случае, в следующую ночь никто не стрелял, и все было тихо. Могло ли это пойти Лисице на пользу? Отогнанная выстрелами, сделает ли она очередную попытку накормить или освободить своего пленного малыша?
Сможет ли она? Она была воплощением материнской любви. Никто не наблюдал за ними, когда четвертой ночью жалобный писк малыша поприветствовал тень, вышедшую из-за поленницы.
Но она не принесла с собой никакой пищи или добычи. Провалились ли в конце концов ее попытки охотиться? Неужели она не смогла найти пропитания для своего единственного питомца или, может, все же поняла, что похитители кормят ее малыша?
Нет, она была далека от этого. Дикие материнские любовь и ненависть были искренними. Ее единственной заботой было освободить его. Она испробовала все средства, которые только могла, и храбро встречала любую опасность, лишь бы ему было хорошо и он оказался на свободе. Но все ее попытки провалились.
Она появилась как тень и в тот же момент исчезла, а Хвостик кинулся на что-то, что она обронила, захрустел и с удовольствием прожевал. Но еще пока он ел, боль пронзила его, как нож, а из пасти вырвался крик. Последовала короткая агония, и лисенок умер.
Материнская любовь в Лисице была сильна, но еще сильнее были другие помыслы. Она хорошо знала, как опасен яд; она знала, что приманка отравлена, и, конечно же, научила бы этому и лисенка. Но сейчас она должна была выбрать для него либо жизнь узника, либо внезапную смерть; она подавила в своем сердце голос матери и освободила сына через ту единственную дверь, которая еще оставалась.
* * *
Когда снег покрыл землю, а зима вошла в свои права, мы смогли читать лес как открытую книгу, и я понял, что Лисица покинула Эриндейлский лес. Куда она ушла — этого книга никогда не скажет, известно было лишь одно: она ушла.
Быть может, в далекую охоту, оставив позади грустную память об убитых лисятах и своем супруге. Или, возможно, она сознательно покинула сцену этой жизни, полной страданий, подобно множеству матерей из дикого леса, тем же способом, каким ее вынудили освободить детеныша, последнего из ее потомства.
Перевод Людмилы Мининой
Под редакцией Григория Панченко
Бизоний пастырь
Это один из разделов создававшегося в 1905–1909 годах двухтомника «Животные Манитобы» (Манитоба — равнинная канадская провинция, ландшафт которой напоминает Великие прерии США). Данный двухтомник — не художественная литература, а труд профессионального натуралиста: давно пора ознакомиться и с этой стороной деятельности Сетона-Томпсона. Вместе с тем, несмотря на академический подход, работа написана фирменным сетон-томпсоновским слогом, пронизана его личностью и опытом. Это видно и по авторской переписке со многими тогдашними авторитетными исследователями, и по тому, что он сам был из их числа: сплошь и рядом ему приходится ссылаться на собственные наблюдения, значимость которых для науки ничуть не меньше. И если имена всех прочих авторитетов современному читателю ничего не скажут, то в компетентности Сетона-Томпсона мы убеждаемся в каждой строке.
Кроме того, сквозь эти строки, скупые и не рассчитанные на внешний эффект, проступают повседневные реалии того мира. Мира, в котором непреходящая опасность, крайнее напряжение всех сил и жестокая необходимость были постоянно действующими факторами.
Ну и, наконец, любопытно узнать больше о прототипах многих сетон-томпсоновских персонажей. Мы встретим тут давних знакомцев (таких, как Лобо и Бланка, — в честь которых, между прочим, была названа пара волков из Лондонского зоопарка, — а также Виннипегский волк и многие другие), и тех, о которых нам станет известно только из этого сборника. Например, Билли, «волка-победителя» из Бэдлэнда, чья жизненная история прослеживается в нескольких эпизодах «Бизоньего пастыря». А также, как это ни странно, семейство спрингфильдских лис, с теми хитростями, которыми они пользовались, чтобы увести охотников от логова…
