Охотникам отлично известно, что куска железа достаточно для защиты любой добычи от волков. Если застреленного оленя или антилопу приходится оставить на ночь, то все, что нужно для охраны, это старая подкова, шпора или даже любая деталь одежды. Ни один волк не приблизится к таким подозрительным или пропахшим людьми вещам; он будет голодать, но не подойдет к туше.
С ядом произошло похожее изменение. Стрихнин считался идеальным средством, когда его применили впервые. Какое-то время он наносил огромный урон, после чего волки словно бы распознали опасность, связанную с его особым запахом, и перестали брать отравленные приманки, насколько я могу судить из бесчисленных примеров.
Сейчас скотоводы хорошо понимают, что отравить волков возможно лишь в конце лета и начале осени, когда щенки начинают бегать вместе с матерью. Она не может следить за детенышами постоянно, и есть шанс, что кто-то из них найдет и схватит приманку, прежде чем научится сторониться предметов, пахнущих определенным образом.
В результате число волков действительно приумножилось с конца восьмидесятых. Они вернулись на многие из своих старых охотничьих угодий, и с каждым годом их все больше на все большей территории благодаря умению этих животных справляться с проблемами, навязанными им цивилизацией.
Повадки
Серый волк — одно из самых пугливых диких животных. Я разговаривал с людьми, которые всю жизнь провели в краях, где волки — далеко не редкость, и все же ни одного зверя они никогда не видели. Слышали по ночам, утром наблюдали их следы, но не самих животных, пока те не попадали в капкан или не гибли от яда. Крайняя пугливость — это отчасти влияние нового опыта, а отчасти уважение к человеку, которое теперь охватывает каждого волка в стране. Существует множество записей о том, что во времена лука и стрел волк был непреходящей угрозой для людского рода. Без сомнения, тогда человек считался честной добычей, безусловно, нелегкой и осторожной, но все же годной в пищу в тяжелые времена. Поэтому каждую зиму в Америке, как и в Европе, некоторое количество людей оказывались убитыми и сожранными голодными волками.
Однако я не смог найти ни одного достоверного случая за последние двадцать лет, чтобы волки Запада, и в особенности волки Манитобы, убивали или хотя бы нападали на человека.
Нижеследующая история, связанная с Джорджем Фрейзером из Виннипега, очень точно описывает нравы сегодняшних волков: в 1886 году он путешествовал около озера Уайтуотер в южной части Манитобы и наткнулся на шведа, управлявшего длинным открытым фургоном, в котором лежали три или четыре говяжьи туши. Два огромных волка то запрыгивали на груз, то бегали вокруг него, выхватывая мясо, несмотря на попытки шведа отогнать их вилами. Возница и волки некоторое время кружили возле фургона, прежде чем мужчина услышал крик Фрейзера, велевшего ему держаться в стороне; он так и поступил, а Фрейзер застрелил обоих волков. Швед рассказал, что какое-то время эти двое были настоящей чумой, убили у него овец и одного жеребенка. Но они никогда не причиняли вреда человеку.
Я видел множество вырезок из свежих газет, где описывались душераздирающие истории о мужчинах, женщинах и детях, съеденных серыми стаями, но все и каждая рассыпались после полного расследования обстоятельств. Возникает вопрос: ошибочны ли старые записи, или теперь волки — это совсем другой вид? Ответ в том, что нынешние волки те же, что и прежде, за исключением одной детали: страх научил их не трогать людей. Человек с современным оружием — иное существо, нежели человек с луком и стрелами. Волки поняли это и теперь стали не опаснее койотов. Они не только избегают наносить вред человеку, но и знают, что сами могут пострадать, если не будут скрываться днем. Я полагаю, именно поэтому волки так редко встречаются, даже когда их сравнительно много.
Учитывая такие изменения, нет нужды приписывать этому животному разум, схожий с человеческим. Несомненно, неудачи и неприятные сюрпризы породили в нем стойкое и повсеместное недоверие ко всем странным вещам, а также обоснованный страх перед тем, что несет на себе отпечаток человека. Недоверие в сочетании с тонким обонянием может объяснить многое из того, что кажется глубокой проницательностью. Тем не менее это не объясняет всего, как мне и удавалось наблюдать раз за разом, когда я пытался поймать или отравить волков на ранчо.
Но даже приписывая многое простой пугливости, мы не должны отказывать волкам в интеллекте, хотя, без сомнения, они стоят гораздо ниже нас, заменяя осмысленное понимание опасности страхом перед неизвестностью.
Один из самых любопытных известных мне примеров дает Б. Р. Росс. Свидетельство исключительно косвенное и неполное, но Росс был хорошим натуралистом и, по-видимому, полагал дело доказанным: «В мае, — говорит он, — когда лунки, прорезанные во льду, не замерзают, рыбак из Форт-Резорт, проверяя свои снасти, расставленные на некотором расстоянии от форта, обнаружил, что к ним кто-то наведывался: снасти и крючки лежали на льду вместе с наполовину съеденными останками форели, а вокруг были заметны волчьи следы. Несомненно, волк вытащил удочки и догадался, как он может получить рыбу. Позже это случилось еще один раз, а потом прекратилось; вероятно, зверя прогнали гарнизонные собаки».
Еда
Рацион волка включает в себя всех животных, которых он может добыть, от мыши до лося. Летом мыши и разного рода «маленькие олени», несомненно, являются основной пищей волков. Наступление зимы кардинально меняет ситуацию. Во-первых, мелкая дичь уходит за пределы досягаемости; во-вторых, лоси и олени лишаются безопасного убежища, которое дают им озера и реки, и таким образом эти крупные травоядные оказываются в меню волков.
Описывая северные виды, Р. Макфарлейн говорит: «Эти волки каждый год убивают довольно много оленей и немало лосей. Однажды, путешествуя между фортами Лиард и Нельсон в районе реки Маккензи, мы наткнулись на большой участок утоптанного снега на реке Лиард, где крупный самец лося был, вероятно, окружен и повержен после, без сомнения, своей самой храброй битвы за жизнь с толпой свирепых и при этом трусоватых волков. Остались лишь несколько хорошо обглоданных костей и череп. Неподалеку, однако, мы заметили матерого волка, которого немедленно пристрелили. Одна из его задних ног, разбитая ударом копыт лося, так сильно пострадала, что хищник едва мог ползти. Если бы его спутники не нажрались до отвала, они, безусловно, напали бы на него и тоже съели».
Разорение, которое учиняют волки зимой среди стад белохвостых оленей, хорошо известно, но все же хищники предпочитают более легкую добычу: чем легче, тем лучше, допустима даже падаль, и я несколько раз слышал о том, что волки, переживая зимой тяжелые времена, набивали животы конским навозом, подобранным на дороге.
Привычка закапывать излишки пищи выглядит общей для всего волчьего племени. Роланд Д. Карсон пишет мне о волках из зоопарка Филадельфии: «Наши самцы и самки часто зарывают лишнюю еду, но не наблюдалось, чтобы самки делали это чаще обычного перед рождением потомства».
Полуволки из ездовых упряжек капитана Крэйна, если не голодны, предпочитают зарыть еду и помочиться на это место или даже на саму еду. Этот последний поступок характерен и для росомах.
