Это утро оказалось насыщенным событиями: встреченную ими волчью стаю возглавлял гигантский волк. Пони взял в галоп; овца вывалилась из повозки и немедля была сожрана, после чего волки подсекли поджилки пони, которого звали Луха, и быстро разорвали ему горло. Жан Дюбуа вступил в отчаянную схватку с волками, оставаясь в повозке, словно в осажденной крепости, но осаждающих было слишком много. Сражение было недолгим и завершилось чудовищным пиршеством, ибо волки пренебрегли лошадью и набили утробы мясом убитых ими людей.
Пропажа крестьянского семейства не могла сама по себе рассматриваться как нечто чрезвычайно важное, но именно этот случай со всей очевидностью показал, что волк-великан и его подросший выводок испробовали человеческого мяса, вкусили его и получили от этого удовольствие. И с того времени все они без исключения стали людоедами, предаваясь этому пороку с изуверской одержимостью.
И словно мало было того, что огромный волк сам стал людоедом: его власть была настолько велика, что он распространил сие обыкновение среди сородичей. Несколько месяцев спустя ужасная правда предстала во всей своей неприглядности: волки Луврского леса начали оставлять нетронутыми отары, предпочитая употреблять в пищу мясо пастырей, эти отары защищавших.
Хроники тех времен пестрят повествованиями о массовых убийствах людей, ставших поживой на волчьих пирах. Чаще всего такие истории подают, расцвечивая их ужасающими подробностями, но один из бытописателей приводит сухие факты: в первый месяц той злосчастной зимы четырнадцать человек были убиты и сожраны волками в маленькой лощине, зажатой между Монмартром, как он зовется ныне, и воротами Святого Антония. И каждый раз волки пренебрегали предложенным взамен щедрым даром в виде скота.
Волк-великан был замечен во множестве этих дерзких нападений, и все считали, что именно он стоит за ними. Он был словно зачарован: тщетными оказались все попытки уничтожить его. Волк выбрал местом своего обитания Луврскую чащу, в этом не оставалось ни малейших сомнений. Оттуда, в непосредственной близости к парижским воротам, он и его разбойничья свора имели возможность в любое время нападать на группы путешественников или на стада, не важно, в Париж те направлялись или же следовали из Парижа. Дерзко собирали они кровавую дань среди бела дня со всех, кто входил или выходил из города, подобно разбойничьим баронам или же корсару, что кружит возле большого торгового порта. Впрочем, днем волки нападали вынужденно, поскольку на закате все городские ворота закрывались и запирались на надежные засовы, а на стенах до восхода солнца стояла стража. Обычно огромный волк сторонился стен и башен, поскольку там дежурили лучники, которые часто подстреливали волка-другого. Даже сам король волков разок был ранен, достаточно сильно, чтобы это заставило его остерегаться. А еще он был мудр — одного раза ему вполне хватило.
Но вот пришел январь, месяц снегов. Путешественников стало намного меньше, отары и стада были заперты в овинах, наземная дичь исчезла. Стая короля волков каждый день стремительно увеличивалась — ведь пока окрестные холмы оскудевали пропитанием, из-за стен города, расположенного на острове, доносился запах богатой добычи. Численность вкупе с голодом придавали волкам храбрости, и наводящая ужас стая подбиралась все ближе к городу, иногда показываясь возле самых ворот.
В Париже тем временем тоже оскудели запасы провианта. И когда пронеслась весть о быстром приближении стада коров под охраной конников, город пришел в возбуждение. Огромные ворота на мосту широко распахнулись, и стадо со всей возможной поспешностью погнали внутрь. Однако за стадом увязались волки: ведомые своим королем, воодушевленные своей численностью, они атаковали последние ряды стада. Началась сумятица, переросшая в ужас и панику. Все стремились найти укрытие за воротами. Копыта коров грохотали по брусчатке главных улиц, зеваки разбегались по домам, стража устремилась на башни, а в город сквозь открытые ворота хлынули волки, преследующие стадо и пастухов. Люди падали наземь, но и некоторое количество волков было убито из луков. Должностные лица выкрикивали разнообразные распоряжения.
Последним, кто зашел в город, был вожак. И когда послышался лязг цепей, опускающих решетку, люди помчались на помощь тому, кто крутил во́рот. Вокруг них свистели стрелы, воины орудовали тяжелыми секирами, в панике метались оставшиеся без всадников боевые кони. Послышались взволнованные крики:
— Закройте ворота, быстрее! Поймаем их! Они у нас в руках!
Вряд ли вожак уразумел человеческую речь, но когда он увидел, как опускаются решетки и смыкаются створки огромных ворот, то осознал, что ловушка вот-вот захлопнется. Тогда, круто развернув стаю так, словно шел не позади нее, а во главе, он направил волков в узкую щель, которая еще оставалась между створками ворот. Однако же через двадцать шагов он наткнулся на стальную решетку, преграждавшую путь через мост. Его стая миновала ее без потерь, но когда гигантский волк, отступавший последним, пробегал под ней, эта последняя из преград упала вниз, блеснув на солнце, и ее острый край перерубил ему хвост. Впрочем, волк, свободный и невредимый, за исключением этого небольшого увечья, продолжил свой путь; хвост же его, отделенный от тела, остался у городских стен. С этого времени предводитель волков обрел и иную примету, кроме гигантского роста. От его хвоста остался лишь обрубок, и с тех пор весь мир называл его Куцым, или же Курто, королем волков с берегов Сены.
* * *
Итак, Курто и его свора осуществили свой знаменитый налет на Париж ранней зимой 1428 года. Сей опыт едва не стоил королю волков жизни, так что с тех пор он опасался чересчур близко подходить к стенам, за которыми скрывались лучники. Но безжалостность той зимы привела к четырем серьезнейшим последствиям. Во-первых, все укрытия для быков и коров как следует оградили от окружающих полей, а сам скот надежно заперли в стойлах — там, в конце концов, животные пребывали в тепле и не подвергались нападениям волков. Во-вторых, все благородные дворяне на сотни миль вокруг, ежели только у них имелись средства на переезд, укрылись за стенами Парижа, где их не могли потревожить разбойники, не важно, двуногие или же четвероногие. В-третьих, скот для пропитания горожан теперь доставлялся к городским воротам ежедневно, мелкими стадами и под хорошей охраной. И наконец, по всей лесистой местности возле Сены непрерывно возрастала численность волчьих стай. И поскольку снега становились все глубже, а дичи для пропитания находилось все меньше, то волки голодали все сильнее и их бесстрашие увеличивалось. Стоило одинокому путнику и даже небольшой группе путешественников ступить в кишащие волками леса, расстилавшиеся вокруг Парижа, как шансов выбраться оттуда у них уже не оставалось.
Всю ту зиму между изнуренным парижским людом и вечно голодными волками тянулась война. Без всякого сомнения, сотни ослабевших и получивших ранения волков были убиты и сожраны их более сильными собратьями. Но сколь бы ни был велик подобного рода ущерб для волчьей братии, он с лихвой перекрывался естественным же размножением, и из всех известных колыбелей для волчат никакая не могла сравниться с Лувром. Там обосновался Курто, великий король волков, там был его дом и рай для его выводка.
