Незадолго до каникул Наташа принесла из школы сенсационную новость – ее одноклассник Николай Иванов сбежал из дома. Он плохо учился, ленился, мать пригрозила ему, а он ушел. Через несколько дней к отцу Сергию пришла эта мать, Прасковья Матвеевна. Смуглая, худая, с большим «восточным» носом, по которому одна за другой стекали слезы, она сидела против отца Сергия и рассказывала.
– Да, побила его и еще пригрозила, а он вот что сделал. Не со страху, что там мои удары для большого пятнадцатилетнего мальчишки, а от обиды. Самолюбивый он, вольный, без отца рос; старшие не такие, с ними легче было. Старшие уже разъехались, работают. И им писала, спрашивала, не у них ли Коля, – нет ни у того, ни у другого. Может быть, уж и в живых нет?
– Вернется, куда он денется, – успокаивал отец Сергий. – Не он первый, не он последний. Еще когда я учился, бывали такие случаи – начитается разных приключений да и убежит в Америку или на Кавказ, а его с первой станции воротят. Так и с вашим будет.
Прасковья Матвеевна приходила еще несколько раз. Сын пропадал недели две, и мать что ни дальше, то больше беспокоилась. Наконец он явился – действительно, попытался пробраться на Кавказ, оттуда они были родом, да голод заставил вернуться. Прасковья Матвеевна пришла поделиться радостью, а потом продолжала заходить просто так, отвести душу.
– Молиться-то я не умею! – жаловалась она отцу Сергию. – Когда Коля пропадал, как горячо молилась, со слезами. А теперь надо бы так же благодарить, а у меня не выходит.
– Да, а ведь и этого мало, – отвечал отец Сергий. Надо не только просить и благодарить за полученное, а еще и бескорыстно восхвалять Господа. А то у нас как: кланяемся, когда поют «Господи, помилуй» или «Подай, Господи», а когда «Тебе, Господи!» или «Слава Тебе, Боже наш!» – так у нас словно рука отсохнет – стоим столбом, как будто это нас не касается!
– Батюшка, у меня еще вопрос, – заговорила как-то Прасковья Матвеевна. – Мы всегда привыкли, что от Пасхи до Троицы нельзя в землю кланяться, а после Троицы в положенных местах вставали на колени каждую службу. А недавно один старик говорил, что по правилам не полагается по воскресеньям на колени вставать?
– Есть такое правило Трулльского собора, да не для нас оно писано, – отвечал отец Сергий. – Канонические правила – дело серьезное, ими всегда нужно руководствоваться, но не кое-как, а с рассуждением. Некоторые правила в свое время были необходимы, а теперь их выполнять нельзя. Есть, например, такое правило, что если человек без уважительной причины три воскресенья подряд не будет у литургии, то он отлучается от причастия. Так ведь это было возможно тогда, когда христиане каждое воскресенье причащались. А теперь народ ослабел, попробуй это правило применить, так половину отлучать придется. Или еще. За тяжелые грехи отлучались от причастия на десять, пятнадцать, а то и двадцать лет. А теперь если отлучить кого хоть года на три, он и на четвертый к причастию не пойдет, отвыкнет. Так и с коленопреклонением. Раньше много было подвижников, которые каждый день клали десятки, а то и сотни земных поклонов; им-то это правило и давало отдых в воскресные дни. А нам от чего отдыхать? Сейчас редко кто дома поклоны кладет, да и в церковь ходят только по воскресеньям и по большим праздникам. Так если им еще и здесь запретить коленопреклонения и земные поклоны, значит, они совсем, никогда и нигде не будут делать, а ведь большинство только на коленях от души и помолятся. Нет, для нас и того достаточно, если мы от Пасхи до Троицы от земных поклонов воздержимся. Ведь недаром на Троицу читаются молитвы с коленопреклонением, дается нам на это благословение на целый год.
– А еще, – добавил отец Сергий, – я опять про обычную повседневную молитву скажу. Если что просите, нужно просить усердно, как евангельская вдова у судьи, но не требовать от Господа, а всегда добавлять: «Да будет воля Твоя». И не просто языком добавлять, а так и чувствовать, что Он лучше нас знает, что нам на пользу. Значит, исполнит Он нашу просьбу или нет, благодарить Его нужно всегда.
Глава 18
Диспут
– Вот досада, разбил бутыль с керосином! – Отец Сергий с трудом стащил намокшие в керосине варежки и начал мыть руки. Руки у него были красные, окоченевшие, с негнущимися пальцами. По боку стеганого подрясника расплывалось темное, с острым запахом пятно.
– Недалеко и нести-то оставалось, так вот на тебе, сломалась корзина, бутыль выскользнула, и сам весь залился, и керосин пропал!
Носить керосин из ларька на площади было тяжелое дело. Керосин не замерзал ни при каком морозе, зато температура его понижалась вместе с температурой воздуха. Если нести его в четверти, стекло, охлажденное изнутри керосином, жгло даже сквозь рукавицы, да и неудобно в рукавицах, того и гляди выскользнет бутыль; приходится ограничиваться варежками, а в варежках руки застывают так, что хоть кричи. Да и надолго ли хватит четверти, много если на неделю или дней на восемь. Вдобавок керосин пачкал, носить его было одним из самых неприятных дел, никому не хотелось за него браться. Отец Сергий предпочитал сразу приносить большую, литров на двадцать пять, стеклянную бутыль в корзине: обвяжет корзину веревкой и тащит. И вдруг такая неудача!
Да, сколько ни уделяй времени высшим интересам, а от хозяйственных забот тоже не уйдешь. Можно не говорить, даже не думать в церкви о ценах на хлеб и сено, а совсем забыть об этом хлебе, о керосине и топливе тоже нельзя. Нельзя не думать, как дай себе волю, пусти на самотек, и не хватит приносимой раз в неделю кучки денег. Неудача с керосином обидна не только потому, что бесполезно устал и замерз, что нужно замывать и выветривать подрясник, а и потому, что разбитая бутыль и пролитый керосин стоят денег.
Едва успел отец Сергий отогреться и пообедать, как явился неожиданный гость – невысокий, коренастый, еще молодой мужчина с немного одутловатым лицом. Он назвался председателем Союза безбожников Бочкаревым и предложил отцу Сергию выступить оппонентом на диспуте, который намечался через неделю.
– На какую тему?
– Происхождение религии.
Отец Сергий поморщился.
– А какие условия?
Условия были кабальные. По две речи той и другой стороне, после первых речей ответы на вопросы, выступления желающих, не долее пятнадцати минут, заключительные речи. Это нормально, но безбожникам давалось полтора часа на первую речь и час на вторую, а верующим – вдвое меньше, и притом у безбожников были и первая и последняя речи.
– У нас, бывало, на беседах со старообрядцами и сектантами времени давалось поровну, и у одной стороны было вступительное слово, а у другой – заключительное, без новых доказательств, – попробовал возразить отец Сергий.
– Такой регламент, – отрубил Бочкарев, – мы организуем диспут, мы и начинаем, и заключительная речь должна быть наша.
– Без новых доказательств, – уточнил отец Сергий.
– Само собой.
Отец Сергий отложил ответ на завтра, чтобы подумать и посоветоваться. В глубине души он чувствовал, что отказываться нельзя. Бочкарев уже намекнул, что диспут все равно состоится, найдется кто-нибудь из публики, кто будет возражать. Но при этом безбожники будут играть на том, что попы не пришли, испугались, а это хуже всякого провала. Если согласиться, то, хотя и в неравных условиях, все-таки что-то успеешь сказать, чего те, кто не ходит в церковь, без этого никогда бы не услышали. А если еще подчеркнуть, что не хватает времени, то для беспристрастных слушателей будет понятно, что у верующих имеются простые и ясные ответы и на остальные вопросы, хотя они и кажутся неразрешимыми. Да, именно ради этого и нужно соглашаться, а вообще хорошего мало. И тема не основная, расплывчатая, где трудно определить, о чем будут говорить противники, да еще дающая простор для всяких враждебных выпадов. И времени для подготовки мало; безбожники-то, конечно, сначала основательно подготовились, а потом уже пошли договариваться. А тут в неделю и материал нужно подобрать, и речи обдумать со всеми возможными вариантами, в зависимости от того, что будут говорить противники. И все одному, без помощников. Что Моченев не желает выступать, это уже известно, Бочкарев ходил сначала к нему.
