– Что вы при таких условиях можете сделать? – сказал отец Александр, когда отец Сергий пришел посоветоваться. – Только осрамитесь да лишних недоброжелателей наживете.
Старик отец Иоанн Заседателев, единоверческий священник, пожалуй, и не прочь бы был принять участие в диспуте, но отец Сергий сам не хотел этого. Образование отец Иоанн имел небольшое, что-то вроде миссионерской школы, но это бы не испугало отца Сергия.
Мешало другое. Заседателев много читал. У него имелся богатый материал против атеизма, особенно по вопросам о происхождении мира, жизни и человека, который он собрал, пользуясь библиотекой сына-преподавателя. Но все это укладывалось в голове отца Иоанна как-то не так, как понимал отец Сергий; говоря на эти темы, они часто спорили. Сейчас, заикнись только, Заседателев с удовольствием возьмется помогать, но поведет свою линию и будет только помехой. Поэтому отец Сергий побывал у него, попросил материал, выслушал советы, а его довольно прозрачных намеков будто не понял.
Конечно, если бы предложение Бочкарева застало отца Сергия совсем врасплох, он мог бы и отказаться от выступления. Но вопрос назревал давно, и давно чувствовалось, что рано или поздно придется столкнуться с ним вплотную. В Москве уже не первый год гремели диспуты сначала архиепископа Илариона Верейского, потом А. Введенского с Луначарским и другими. Еще в 1924–1925 годах в селах около Хвалынска выступали на диспутах священник отец Гавриил и псаломщик Николай Александрович Каракозов. Чтобы находиться в курсе дела, отец Сергий читал и апологетическую, и антирелигиозную литературу, выписывал газету «Безбожник» и журнал «Антирелигиозник». Он завел несколько тетрадей на разные, касающиеся религии темы, куда вписывал из прочитанных книг все, что могло впоследствии пригодиться. Но это был пока еще сырой материал, отдельные мысли, отдельные цитаты, которые нужно было соединить, логически увязать, предусмотреть все возможные возражения, не оставив незащищенным ни одного пункта.
Как на грех, и этих тетрадей под рукой не было, их выпросил знакомый батюшка из села. Конечно, за ними срочно послали, но дорогие часы уходили, план пришлось составлять еще без них.
Моченев имел постоянную связь с Саратовом, где училась его дочь. Там диспуты были уже не в диковину, существовал даже кружок верующей интеллигенции: врачи, юристы, инженеры – они, каждый по-своему, участвовали в работе. По рукам ходили записи выступлений отца Аристарха Полянцева. Через знакомых отца Александра обратились туда за помощью и чуть не накануне диспута получили несколько тетрадей, на проработку которых почти не осталось времени.
Не дожидаясь помощи, которая или придет, или нет, отец Сергий работал целые дни. Всю неделю он вставал еще раньше обычного и сидел до позднего вечера. Несколько раз произносил свою речь вслух, чтобы определить, сколько времени она займет, а потом в одном месте сокращал, в другом добавлял недостающее. У него была привычка говорить во сне, когда он был чем-нибудь взволнован. Иногда, не поняв, что он спит, кто-нибудь переспрашивал. Отец Сергий отвечал и сразу же просыпался. Теперь он говорил чаще обыкновенного, а в один из вечеров обменялся с Соней несколькими как будто вполне сознательно сказанными фразами и так и не проснулся.
Нечего скрывать, беспокоил всех и еще один вопрос. Он был у всех на языке, но задать его решилась только Юлия Гурьевна, и то лишь тогда, когда стало ясно, что отступать уже нельзя и что вопрос не будет понят как попытка отговорить.
– А вам за это ничего не будет? – спросила она.
Отец Сергий пожал плечами: «Сейчас не будет, неудобно, если народ поставит это в связь, а после отыграются».
Кажется, на третий вечер после посещения Бочкарева отца Сергия спросил другой незнакомец, благообразный чернобородый мужчина лет тридцати семи. Он истово перекрестился на иконы и отрекомендовался: «Николай Андреевич Роньшин. Услышал, что вы согласились выступать на диспуте, и пришел предложить свои услуги в качестве помощника».
– Проходите, пожалуйста, – пригласил отец Сергий.
Роньшин сел на предложенный стул и продолжал: «Я имею одну книгу. Соломон Рейнак…»
[105] – Он вынул толстую книгу, по внешнему виду которой было понятно, что ею частенько пользовались, но и тщательно берегли ее.
– В ней очень много хорошего материала. Вот, например… – Роньшин уверенно открыл одну страницу, другую, третью. Цитаты, которые он прочитал, были действительно ценные, и прочитал он их в таком порядке, чтобы создать цельное, все усиливающееся впечатление. Как опытный миссионер, отец Сергий оценил и то, что у гостя красивый и, по-видимому, сильный голос, прекрасная дикция, и держится он свободно и уверенно, как человек, привыкший, чтобы его слушали.
– Мне уже приходилось пользоваться этой книгой у себя на родине, – продолжал Николай Андреевич. – Правда, начал я не с нее, а с «Толкового Евангелия» Гладкова. Раз объявили диспут, священник почему-то отказался, а я пошел послушать и Евангелие захватил. Определенного намерения у меня не было, а так, на всякий случай. Пришел, послушал. Говорят о Воскресении Христа, у Гладкова это хорошо разобрано. Я попросил слова, говорю: «Я от себя сказать не могу, а вот из книги прочитаю». И прочитал несколько страниц, да так кстати получилось, что им и отвечать нечего. В другой раз диспут наметили, меня уж специально пригласили. А я после первой легкой победы пришел не подготовившись. И был бит.
– И на этом дело закончилось?
– Нет, – улыбнулся Роньшин. – Только потом я с подготовкой выступал. Вот тут и Рейнаком начал пользоваться.
Проговорили до позднего вечера, на следующий день встретились еще. Договорились, что первую, основную речь будет говорить отец Сергий, а вторую – Роньшин. Это тоже нелегко. Нужно найтись, ответить на все вопросы, которые будут заданы в прениях, добавить то, чего не успеет сказать основной оппонент. Тут же тщательно условились, кто о чем будет говорить, чтобы не повторяться и не упустить чего-нибудь важного.
– Кажется, Бог послал хорошего помощника, – заметил отец Сергий, проводив гостя.
Клуб, в котором должен был проводиться диспут, теперь показался бы странным даже в селе. Раньше в нем был магазин или склад какого-то купца. Это было длинное низкое здание с небольшой сценой с одной стороны и самодельными плакатами и лозунгами на стенах. Места на диспут занимались заранее, да и как занимались – битком, сколько могло втиснуться на узкие, без спинок скамейки. Еще задолго до начала зал был полон и двери закрыты, однако едва начал говорить первый оратор, у входа послышался треск, шум – толпа сломала двери и ворвалась в помещение. Люди заполнили свободное пространство у задней стены, втискивались между скамейками, которые от их напора сдвинулись до того, что придавили ноги сидящих. Шум, крик. Председатель напрасно старался водворить порядок.
