– Хорошенько подумайте, отец Сергий, – предупредил Апексимов, принимая строгий вид. – Такая позиция может навлечь на вас крупные неприятности. Я завтра заеду проверить, как вы выполняете распоряжение.
– Можете не заезжать, вы меня все равно дома не застанете. Я буду служить. У нас завтра Рождество Иоанна Предтечи.
– Ну, как знаете. Я этого ждал, потому и собрал попечителей. Слышите, старики, – обратился Апексимов к собравшимся. – Ваш батюшка отказывается подчиняться архиерею, который запретил ему служение. Вы должны на него повлиять.
– Мы в эти дела не мешаемся, батюшка лучше знает, – ответил Иван Ферапонович Чичикин, тот попечитель, который пришел последним. И не вытерпел, добавил: – Значит, архиерей неправильный!
– Вся Чагра
[69] одним духом вышита!
Апексимов с досадой сунул приказ в папку.
– Я вас предупреждал, что тут не о чем будет говорить, – поддержал Бурцев.
– Говорить нам точно не о чем. Но раз уже вы заехали, пройдемте ко мне домой, пообедаете, – пригласил отец Сергий.
Он был бледен и точно сразу похудел, но у него еще хватило сил вспомнить об обязанностях хозяина.
– От обеда не откажемся. Мы сегодня еще до солнца выехали. – Оба приезжих поднялись и пошли за отцом Сергием.
Попечители нерешительно переглянулись и всей гурьбой тронулись туда же. (Как в те полузабытые дни, когда батюшка встречался на улице с Кузьмой Бешеным.)
– Вы хоть обедать пригласили, – заговорил Бурцев, когда нежеланные гости уселись за стол в тенистом уголке двора, а попечители расположились немного в стороне. – А матушка Филатова нас и на двор не пустила.
– Да уж, духовницкая матушка боевая! – подтвердил один из попечителей.
Разговор не вязался. Апексимов попробовал было еще раз убедить отца Сергия, указав на тяжелые последствия, которые может вызвать его позиция («в Хиву или в Бухару поедете»), но скоро понял, что тот не хуже его представляет возможные осложнения и все же не намерен уступать.
Опять помолчали. Потом Апексимов переглянулся с Бурцевым и спросил, точно спохватившись:
– А лошадей-то вы нам, конечно, дадите?
– Не дадим лошадей, пусть пешком идут, – опять вспыхнул Иван Ферапонович, но отец Сергий остановил его:
– Не горячись, Иван Ферапонович. Отправить-то мы их на этот раз, конечно, отправим. – В его тоне ясно слышалось недоговоренное: «С удовольствием отправим поскорее, чтобы только не видеть их, чтобы они больше не возвращались!»
– Будет лошадь, – сказал Сергей Евсеевич и обернулся к кучке собравшихся женщин: – Женщины, дойдите кто-нибудь ко мне, пусть запрягут Гнедого, Иванушка пусть подъедет. В Березовую, что ли, везти?
– В Березовую.
– Ну так Гнедого. До Березовой Иванушка довезет. – Он был откровенно доволен, что не придется самому ехать с этими возмущавшими его людьми.
Гости давно уже уехали, но ни попечители, ни женщины не расходились. Словно гнетущая тяжесть, тоска или страх перед неизвестным давили всех. Как будто случилось или грозит новое горе. Все понимали, что от людей, которые недавно были здесь, можно ожидать всего. И хотелось что-то предпринять, лишь бы не сидеть вот так…
– А отец Иоанн, наверное, уж вернулся! – вдруг сказал отец Сергий, как всегда первым взявший себя в руки и искавший, чем бы рассеять общее уныние. – Хоть бы узнать поскорее, что он привез! Если бы не завтрашний праздник, сейчас бы к нему пошел!
– Батюшка, а может, я схожу? – предложил Ларивон. – Без меня как-нибудь отмолитесь. А я на ногу легкий, скоро сбегаю.
– На ногу-то ты легкий, – полушутливо ответил отец Сергий, стараясь не обидеть давнишнего сотрудника, – да язык-то у тебя дубовый. Рассказать-то ничего не сможешь.
– Правда, язык у меня плохой, – согласился Ларивон.
Другие тоже не годились, или их не пускали дела.
– А если я пойду? – вступилась Соня.
– Одна! На ночь глядя! Нельзя, – возразил отец.
– Я могу завтра чуть свет.
– А через Чагру как? Она еще широкая и глубокая, вброд не перейти. Если бы еще кто пошел, хоть из женщин, вдвоем бы было безопаснее.
– Я схожу, – вызвалась Дуся Лысова, родственница Ивана Ферапоновича. – Сгоню утром корову – и пойдем.
– Ну, это другое дело. Вдвоем идите.
Сразу стало немного легче. Поговорили о том, как лучше пройти, и собрались расходиться. Первым вышел было Ларивон, проверить, как убирается в церкви его Марья, не нужна ли ей помощь, но сразу же вернулся:
– Еще какой-то батюшка едет.
– Может быть, отец Иоанн? – обрадовался отец Сергий.
– Нет, с другой стороны. Вроде мимо кладбища проехал. На коровах. Все вышли к воротам посмотреть на нового гостя. Со стороны кладбища действительно приближалась телега, запряженная парой коров. Из телеги выглядывали две белокурые детские головки, а между ними сидел, несомненно, священник, довольно молодой, с добродушно улыбающимся лицом и редкими светлыми волосами, не прикрывающими уже довольно заметную лысину.
– Отец Алексей Саблин! – воскликнул отец Сергий. – Откуда? Почему не со своей стороны?
Отец Алексей оставил буренок, не торопясь, вылез из телеги и отряхнул солому, приставшую к подряснику.
– В Москву ездил, – ответил он, троекратно целуясь с хозяином. – На коровах?
– Нет, на коровах только из Духовницкого. Вот эти богатыри меня встретили. – Он указал на выбиравшихся из телеги двух мальчуганов лет семи – девяти. – Конечно не один. Попутчик был. С самим Патриархом разговаривал, – похвастался он.
– Как так? Где? Да оставьте вы своих коров! С ними-то ваши богатыри управятся, вон как бойко берутся. Ребята, сено вон там в сарае, тащите живее. Где вы его видели?
– В его собственном кабинете, в Донском монастыре.
– Принимает?
Отец Алексей оглянул окружившие его радостно взволнованные лица и удобно уселся на стул, на котором недавно сидел Апексимов. Ему хотелось поскорее поделиться важными новостями, но хотелось и полюбоваться нетерпением слушателей.
– Не только посетителей принимает, – торжественно ответил он, – но и принял управление Церковью.
– Слава Богу!
Конечно, стоило сделать крюк, чтобы, заехав сюда, увидеть эти осветившиеся радостью лица. Да отцу Алексею и самому не терпелось. Если бы не было по пути Острой Луки, он готов был бы останавливать встречных на дороге и рассказывать им.
– Послание от него имею. Митрополит Тихон дал.
– Да не томите, показывайте! – Апексимов был почти забыт, отец Сергий заискрившимися глазами следил, как Саблин достает заветное послание.
