— Вместе пойдем. Такую шан’ниэрдку лучше дружно охранять. И про мешочек не забудьте. Что там этот убийца говорил? Что-то про то, что город построить можно за спрятанную вещицу. Мешочек Диррейку отдадим, пусть продаст — все польза деревне будет. Глядишь, виксарты еще и щедро медом своим отблагодарят или золотом черным. Решено?
— Решено.
— Я за!
— Дело ведь говоришь, дружище! Конечно, поддержать нужно!
— А когда?
— А вот пусть напьются сильнее, там и отведем старшего в сторонку. На разговор позовем…
— До рождения Солнца бы успеть, — протянул тот, кто изначально единственный был против всей затеи.
Идиоты…
По возвращению к костру нашелся повод и для радости. Толпа девчонок жарила сало на прутиках, удерживая их над костром. Неподалеку стояли бочки с выпивкой, куда я и завернула, когда заметила, что глаза многих девиц из компании направлены именно на пару шан’ниэрдов.
— Надо отговорить Диррейка, — сказала та самая фангра, к кому выразил брезгливость лже-Ликвир. — Нельзя так с существами поступать.
— А как по мне, так поделом им, — заявила эльфийка, перекидывая косу с плеча за спину.
— Ная! — Человечка с широким лбом вцепилась в расшитый подол сарафана, сжимая кулак.
— Что Ная? Ты глянь, какой он высокомерный?! Будь у него хотя бы волосы белые, а кожа серая! А так что?
— Какая разница какой это шан’ниэрд? — возмутилась светловолосая человечка. — Мне вот темные больше нравятся.
— Да не в этом же дело, девочки! Нельзя прогонять их! Тем более отнимать у них то, что им принадлежит!
— А я слышала, что они изгои с севера! — округлила глаза третья человечка, кудрявая, как одуванчик. — Что, и с ними тоже так нельзя?
Хмурая эльфиорка поежилась и протянула:
— Чушь…
— Северяне — звери! — воскликнула Ная.
— Правда, правда! — заверила высокая фангра тоненьким голосом. — Я тоже слышала, что они… они… Кажется, у них говор северный!
— Ничего это не меняет! — закричала полная фангра.
Все замолчали и на нее глянули.
— Даже если северяне, — настаивала она. — Не нам их судить! Напишем в гильдию Справедливости.
— А что до этого? — возмутилась кудрявая. — Пусть у нас живут? Прогнать их!
— Не прогнать! — в один голос закричали те, кто взывал к гуманности.
— А что тогда?
— Попросим их уйти, объясним им, что нам своя деревня дороже. Пусть обижаются, но за нами вины не будет. И отбирать у них ничего не будем. Пусть с рассветом уходят — и все.
Голова шла кругом. Я вспоминала север и тот период абсолютной тишины и спокойствия, которые он мне подарил. Холод, вьюги, крепкий мороз и одиночество — теперь казалось, что это, должно быть, награда. Иногда любое общество, независимо от мира, становится невыносимым.
Я возвращалась к самому яркому костру, расположенному на небольшом пригорке, с мыслями о шан’ниэрдах и Повелителях разрушения. Как звали ту Повелительницу коварства, которая помогла парню, но тем самым обрекла целую деревню на медленную и неминуемую смерть? Волтуару пришлось всех казнить на рассвете… И сколько их, этих Повелителей? Наверное, Анья не самая плохая из них.
Елрех стояла в компании, но при этом совершенно одна. Изредка на нее бросали неодобрительные взгляды, но все внимание сегодня брали на себя другие персоны. Я остановилась возле подруги, подала ей вишневую наливку и шепотом поинтересовалась:
— Ну что тут, все нормально?
— Да как тебе сказать, ошибающаяся человечка… Тут точно назревает что-то нехорошее, но это нехорошее, вопреки твоим опасениям, не от шан’ниэрдов исходит.
Сами шан’ниэрды будто позабыли о своих горестях. Сестрица с громким смехом плясала между двумя парнями: то жалась к симпатичному эльфиору, то замедляла шаг перед рослым человеком, затем пьяно хохотала ему в лицо и, быстро кружась, возвращалась к эльфиору. Старший брат пил вино из рога и хвастался перед Диррейком и его друзьями золотым кулоном, который ему подарил отец — староста деревни.
— Так вы не бедные были, — не замечая, что я вернулась, с завистью в глазах протянул Шайд и отхлебнул крепленной настойки. — Как же так вышло, что мы о вас не слышали?
— А мы развиваться не хотели, — запросто отвечал шан’ниэрд и снова прервался, чтобы сделать три больших глотка вина; оно потекло по подбородку, окрасило воротник рубашки кровью. Лже-Ликвир отнял кубок от губ и, махнув хвостом, протянул его сидящему рядом верзиле и жестом попросил добавки. А сам продолжил: — Нам хватало для жизни. И жили хорошо! Если деревня большая — всех не прокормишь. К нам приходили, просились многие, но мы только молодых и здоровых принимали.
— Как так? — удивился Диррейк. — Разве можно так?
— А кто нам указ? Духи за такое не наказывают.
— Но и не одобряют.
Шан’ниэрд расхохотался, отклоняясь назад. Не заметив, что ему рог вином наполнили и протянули обратно, он его рукой задел и на верзилу опрокинул. Вместо того, чтобы извиниться, смех оборвал и нахмурился.
— Смотри, что делаешь! — прикрикнул на изумленного верзилу и беспечно к Диррейку обратился. — Ты посмотри, из-за какой ерунды от нас с сестрой дух отвернулся. Потакай им, не потакай — они все характер свой демонстрируют. А вот старики деревне не нужны. И дети — не всякие…
— Глупый шан’ниэрд, — тихо протянула Елрех. — Он же это не всерьез?
— Да как бы тебе сказать, фангра, слишком уж верующая в добро, — вернула я ей высказывание.
Время шло. Поднялся холодный ветер, донес от рек легкую сырость, заслонил тонкими облаками звезды и месяц. Сидящие прямо у костров вздохнули легче, а те, что дальше маялись, стали ежиться, присоединялись к танцующим, чтобы кровь разгорячить и разогреться. Веселье не убывало, а, напротив, с выпитым только возрастало. Отовсюду доносились музыка, песни, визг, смех… Молодые и сильные существа собирались сидеть до утра, решили лично поздравить Солнце с рождением, а затем идти отсыпаться в свой единственный за десять рассветов выходной. Я ждала.
Все время, что мне пришлось ждать удачного случая, я старалась смотреть по сторонам. Даже сейчас, чувствуя назревающую беду, желание отыскать Кейела не ослабевало, а, возможно, даже возрастало. Что бы он подсказал мне? Как бы поступил, столкнувшись с этой интересной парой лоб в лоб?
В какой-то миг за костром осталось мало существ: рассудительный Диррейк с дружками отлучился, Шайд отвлекся на закуску, несколько парней куда-то повели шатающуюся шан’ниэрдку. Я мимолетно погладила Елрех по плечу и бросилась к одинокому шан’ниэрду, застывшему у костра с кружкой в руках и насмешливо-задумчивым взглядом. Моей смелости хватило на три шага, а затем словно к земле застолбило. Ноги налились свинцом, дыхание сперло. Ветер колко саданул по глазам, швырнул волосы в лицо, ударил в плечи, отгоняя и бросая на меня искры с костра. Следующий порыв повторился незамедлительно — рванул больше пламени, пригнул травы, загудел между стволами в лесу, заскрипел ветками, зашептался листвой кустарников, густо росших на огороженной территории. Музыка сбилась, наступила короткое затишье — беспечные существа прислушивались к погоде.
