Оба долго смеялись над этим, каждый по-своему: мальчик хохотал, пес радостно выл. Неуклюже подняв лапищу, Хозяин погладил любимца по голове. Ну не мог он сердиться на Бродягу, даже когда тот, чересчур расшалившись, учинял погром в усадьбе.
– А ты надолго? – спросил мальчик, выковыривая ногтем яблочную кожицу из зубов.
– Да на денек – если повезет, обернусь к ужину. У Хозяина Куэрнаваки есть сука в течке, черно-белая, очень красивая, я ее видел. И вот теперь он меня пригласил.
– Зачем? – У мальчика от удивления брови полезли на лоб.
– Лучше бы тебе никогда об этом не узнать, – ответил пес, поддавшись вдруг какому-то сильному чувству; даже губы оттопырились в пугающей гримасе.
Мальчик озадаченно смотрел, как пес встряхивается всем телом и облизывает толстым черным языком губы, заставляя их расслабиться, обмякнуть.
– Мы ведь с тобой уже давно вместе, – решил сменить тему пес.
– Угу, много лет. Я не считал.
– А до скольки ты умеешь считать?
– До ста! И это без пальцев на руках и ногах.
– Ах ты, умница. Ну-ка, быстренько прикинь, сколько будет десять, десять, десять и пять.
– Э, погоди, мне время нужно. – Мальчик уставился на пальцы, тут же спохватился и спрятал руки за спиной, а затем оба рассмеялись. – Могу и не глядя. Это будет… Десять и десять… Это будет тридцать пять!
– И ты абсолютно прав! Молодец, за такой ответ получай конфету. Даже две возьми.
Мальчик цапнул угощение с блюда, без разрешения он никогда не брал лакомства. Оттопырились щеки, задвигалась челюсть – жуя, он жмурился от удовольствия.
– Да, тридцать пять лет. И славных лет. Ты лучший мальчик из всех, кого я знаю. Лучший из всех, кто у меня был.
– А у тебя были другие мальчики?
– Ну, возможно, – смутился пес – и давай выкусывать на бедре воображаемую блоху. – Сейчас уже трудно вспомнить. – Проникая сквозь мех, его голос звучал невнятно. – Ты ведь знаешь, у собак век куда длиннее, чем у мальчиков. Но сейчас мы об этом говорить не станем. Позови-ка Сиссерекса, передай, что у меня для него есть распоряжения.
Мальчик выскочил из комнаты, а пес доел последние крошки мяса и задумался о насущных делах. Эти завроиды такие тупицы, не разложишь все по полочкам, обязательно в твое отсутствие напортачат.
Приковылял, метя´ толстым хвостом по полу, Сиссерекс. Он был очень смышленым для завроида, за что и получил должность управляющего, но умный завроид – это на самом деле не бог весть что.
– Я уезжаю, но рассчитываю вернуться к ужину.
– Как ссскажешшшь, хозззяин.
Выслушивая инструкции, Сиссерекс кивал, при этом длинная челюсть всякий раз отпадала и подскакивала, желтые частые зубы обнажались на всю длину, тонкие восьмипалые руки нервно сплетались и расплетались, мигательные перепонки тоже ходили ходуном, – он боялся упустить хоть слово.
– Ты все запомнил?
– Безззусссловно, госссподин.
– Смотри у меня! А то вцеплюсь в чешуйчатую задницу и буду держать, пока пощады не запросишь.
– Это лишшшнее, хозззяин, я всссе сссделаю как надо.
– Вот то-то! Ступай, вели шоферу подавать машину. Мне пора.
Проводы были пышными – стараниями прислуги со всего имения, ну и, конечно же, мальчика. Они дружно выкатили из гаража массивный автомобиль любимого господина, вооружились тряпками и принялись надраивать и без того сияющее золото с блистающим хрусталем. Перед машиной чинно расхаживал шофер: на лапах толстые краги, выпуклые глазищи в очках-консервах кажутся еще больше, чем есть. Вокруг сновали перепачканные маслом зеленокожие механики, пинками проверяли давление в баллонах и натяжение гусениц. От Куаутлы до Куэрнаваки дорога не ремонтировалась на всем протяжении; местами ее размыли дожди, местами отвоевали джунгли. Но такая большая и мощная машина, конечно же, всюду пройдет легко.
Вот из кухни появились двое поваров, катя тяжело нагруженный столик: свежезапеченного дикого кабанчика поместят в специальный отсек, не голодать же пассажиру в пути. В другом отсеке, снабженном диспенсером, будет охлаждаться бутылка шампанского – Хозяину достаточно нажать лапой на рычаг, чтобы получить миску любимого напитка.
Вскоре все необходимое было сделано, челяди оставалось только ждать отправления. Завроиды это делали чисто по-ящеричьи, замерев с безучастным видом, а вот мальчик места себе не находил: то ногами затопает, то на голову встанет, то присядет, то снова подскочит.
Ну наконец-то вышел из дому Хозяин! Под дружное шипение чешуйчатых, под радостный вопль мальчика – ибо владелец имения поистине выглядел шикарно. Куаферы хорошенько поработали над его шерстью, изрядно добавив ей глянца и пышности. На шее блистал алмазами парадный ошейник с большущим – что твое куриное яйцо – рубином спереди. Распахнулась дверца машины, пес взобрался по трапу и сделал два круга по салону, прежде чем свернуться колечком на мягкой шелковой обивке. Дверь затворилась, включился мощный, но бесшумный атомный двигатель, и машина укатила, провожаемая воплями, шипением и новыми воплями, и скрылась за поворотом.
Ох и долгий же выдался день! А уж до чего скучный! В отсутствие пса мальчику совершенно нечем было заняться, а если он и находил себе развлечение, то это обычно кончалось плохо. Вот и сейчас пришлось удирать от поваров – в кухне он пытался сорвать банан с подвешенной к потолку грозди и нечаянно пнул котел, в котором готовился обед для слуг.
– Всссе расссплессскал! Ссскверный мальчишшшка!
– И правильно сделал, невозможно же есть такую гадость! – выкрикнул он в ответ, с легкостью уворачиваясь от могучих, но неуклюжих оплеух.
В кухне ему не рады – а где рады? Уборщики сердито шипят – не по нраву им, видите ли, что мальчик оставляет следы на свежевымытом полу и набивает рот листьями растущего в горшках сахарного тростника. Снаружи, в саду, недоброжелателей меньше, но зато и развлечений кот наплакал. Под конец он забрался на крышу, на самую верхотуру, куда пес ему лазать строго-настрого запрещал, и оттуда обозрел долину с фермами и деревеньками завроидов, с сухой пустыней вдали и горами еще дальше, и с небом, и со всем остальным.
Ни шатко ни валко день все же прошел, солнце перевалило зенит и сползло к горизонту. А когда оно уже пронизало красноватыми лучами вечерние дымы деревенских очагов, в конце долины появилось пыльное облако. Заверещав от восторга, мальчик припустил к парадному подъезду.
Должно быть, машина не раз побывала под дождем и хорошенько помесила грязь: хрусталь и золото были заляпаны сплошь. Шофер, открытый всем стихиям на своем высоком сиденье, тоже получил щедрую долю слякоти и пыли; он был страшно рад заглушить двигатель и поднять до отказа рычаг ручника. Опустился трап, мальчик бросился встречать пса. А тот был мрачнее тучи.
– Сиссерекс, – прорычал Хозяин, сходя, – ванну мне сейчас же, и погорячей. День был ужасно долог, я измотан и грязен, и вообще я не в духе. И сними ошейник, он, проклятущий, всю дорогу меня душил…
