Оберштурмфюрер Вёльки из 1-й танковой дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер»
[10], стоявшей у Ахена, удивился, когда немки стали отговаривать их от сражения, – они надеялись, что американцы захватят это место. «Нас обманывали, нас пять лет вводили в заблуждение, сулили золотые горы, и что теперь? – высказалась самая откровенная из них. – Я просто не могу понять, как может найтись еще хоть один солдат, готовый стрелять!»
{71} Ей повезло, что она выплеснула свое негодование на Вёльки: видимо, он был одним из очень немногих в подразделении, кто в глубине души соглашался с тем, что Германия долго не протянет. А когда война закончилась, он цинично подумал: «Теперь они начнут нас перевоспитывать, из солдат СС демократов делать».
Глава 3
Битва за Ахен
На северном фланге 1-й американской армии, в Маастрихте, закрепился 19-й армейский корпус, но для продолжения наступления ему не хватало боеприпасов и топлива. 5-й корпус, стоявший на правом фланге 1-й армии, тем временем продвинулся в бельгийские и люксембургские Арденны. В его состав входили 4-я пехотная дивизия, в которую добровольно вступил Эрнест Хемингуэй, и 28-я пехотная, та самая, что прошла маршем через Париж. Блеск того триумфального парада давно померк. Казалось, в медленном, утомительном и часто опасном покорении линии Зигфрида было не столь много славы. «Мы проезжаем блиндаж, – писал солдат 30-й пехотной дивизии, – и я вижу бойца. Он лежит на земле, жалко раскинув руки и ноги, лицом в грязи, рядом с головой – каска. Из задних карманов штанов торчат упаковки “К”-рациона. Ему их уже не съесть»
{72}.
Даже для того, чтобы проложить себе путь через бетонные пирамиды, прозванные «зубами дракона», «Шерманам» приходилось стрелять до полусотни раз. Американцы поняли, что для переброски войск между минометными огневыми позициями и блиндажами немцев им придется проходить эту зону ночью. Каждый блиндаж брали штурмовые группы – по меньшей мере двенадцать человек – при поддержке танков, «самоходок» или противотанковых орудий. Бетон был слишком прочным, его могли пробить разве что 155-мм САУ. Впрочем, противотанковые пушки, стрелявшие бронебойными снарядами по амбразурам, тоже могли вывести врага из строя, ибо вызывали контузии. «Раненые выходят ошарашенными, из носа и рта у них хлещет кровь»
{73}, – говорилось в американском отчете. Бронебойные снаряды американцы использовали и при подрыве стальных дверей – наряду с шестовыми и ранцевыми подрывными зарядами, содержащими не менее тридцати фунтов в тротиловом эквиваленте. «Если они по-прежнему отказываются сдаться, оглушите их осколочной гранатой, сбросив ее в вентиляционную шахту, – советовали в том же отчете. – А зажигательная граната с белым фосфором, брошенная в ту же шахту, будет весьма способствовать пересмотру их [взглядов]». Потом они должны закричать: Kamerad? и Wir schießen nicht! («Мы не стреляем!»). «Если все окажется бесполезным, вызовите танк, чтобы взорвать заднюю часть блиндажа, или танковый бульдозер, чтобы завалить дыру [и похоронить их]».
Солдатам советовали никогда не входить в блиндаж; они должны были выманить защитников. «Когда мы взорвали двери и проходы, – сообщал 41-й мотопехотный полк 2-й бронетанковой дивизии, – и подавили вражеский автоматный огонь, пехотинцы двинулись к той стороне блиндажа, откуда их не могли заметить, и крикнули, чтобы все выходили. Те без промедления подчинились. Из одного блиндажа вышли только тринадцать солдат. Мы бросили в разрушенный проход гранату, и появились еще семеро»
{74}.
Если немецкий боец кричал, что не может двигаться из-за ранения, руководство рекомендовало устроить еще один взрыв. «После второй шашки тротила им как-то удается выйти»
{75}. Но штурмовая группа все равно должна была бросать гранаты или стрелять из огнемета: а вдруг кто прячется? Бойцам приходилось смотреть в оба и выискивать «шкатулочные мины», очень маленькие, чуть больше пяти сантиметров в ширину, а в толщину – всего два с половиной. А под конец нужно было запечатать стальные двери паяльными лампами или зажигательной термитной гранатой, чтобы немцы не заняли блиндажи снова. У одного подразделения на участке было шесть блиндажей, и их пришлось захватывать трижды. Однажды солдаты целого взвода, измученные, вымокшие под непрестанным ливнем, набились в захваченный блиндаж и уснули. Вернулся немецкий дозор, и весь взвод взяли в плен без единого выстрела.
В центре 1-й армии 7-й корпус продвинулся к Ахену, древней столице Карла Великого и святыне Священной Римской империи, поистине lieu sacré. Корпусом командовал молодой генерал-майор Дж. Лоутон Коллинз, очень энергичный, в корпусе его называли «Джо-молния». Ахен стоял на небольшом выступе немецкой территории. Линия Зигфрида огибала его с западной и южной стороны, а за городом проходила еще одна линия укреплений. Коллинз, стремясь избежать изнуряющих уличных боев, решил окружить Ахен в надежде, что немцы решат уйти, но в своих рассуждениях он не учел менталитет Гитлера и его навязчивую идею превратить каждый город в крепость и не сдавать, а уж тем более такой исторически важный. Позже, в 1945 году, Геринг сказал на допросе: «Фюрер хотел защищать Ахен до последней капли крови, сделать его примером для всех городов Германии и, если придется, стоять до конца, пока город не сровняют с землей»
{76}.
11 сентября американские войска внезапно пошли в атаку, и в стане немцев вспыхнула паника. Нацистские руководители, зенитные подразделения люфтваффе, местные чиновники, полиция, войска – все ринулись на восток, в сторону Кёльна. По словам начальника штаба 7-й армии вермахта, «вид отступающих солдат люфтваффе и эсэсовцев с командирами, возглавляющими отступление, очень плохо подействовал на моральный дух. Они просто расселись по машинам и удрали. От такого в Ахене случился бунт»
{77}.
Гитлер приказал эвакуировать гражданское население – и в случае необходимости даже силой. Он подозревал, что жители предпочтут американскую оккупацию, которая положит конец бомбардировкам. Всех, кто не покидал город, записывали в предатели. Но вышло не так, как он ожидал. 12 сентября в сектор срочно отправили 12-ю народно-гренадерскую дивизию, но 116-я танковая дивизия, отступавшая из Нормандии, прибыла сюда первой. Командир дивизии генерал-лейтенант Герхард граф фон Шверин оперативно отменил приказ гауляйтера об эвакуации. По мнению коллег, Шверин был слишком умен и, к его чести, слишком презирал нацистов. В Нормандии его уволили за то, что он высказал в лицо командующему корпусом все, что о нем думал, но потом восстановили в должности, ибо руководителем он был чрезвычайно эффективным. Возможно, поэтому он и решил, что ему все сойдет с рук.
