Мотопехотному батальону из 5-й бронетанковой дивизии предстояло достичь Мютцениха и к ночи укрепить фронт. А в их тылу 18-й полк из 1-й пехотной дивизии начал зачистку лесов к югу от Эйпена для борьбы с отрезанными от снабжения десантниками Гейдте. Генерал Джероу недоумевал, почему 6-я танковая армия не атаковала гораздо большими силами на северном фланге, а сосредоточила свои удары чуть южнее Эльзенборнской гряды. Это было сделано, конечно, по настоянию Гитлера, но Мантойфель все еще чувствовал, что Дитрих совершил большую ошибку, ограничившись столь узким фронтом с таким небольшим пространством для маневра.
С приближением сумерек к востоку от Рохерата и Кринкельта все громче звучала стрельба, поэтому бойцы 2-й дивизии Робертсона все быстрее и быстрее рыли в снегу окопы, лишь бы те стали достаточно глубокими, прежде чем по ним ударят танки дивизии СС «Гитлерюгенд». Стоило им остановиться, и у них бы заледенел даже пот. 1-й батальон 9-го пехотного полка, оказавшись под огнем с лесистого холма на востоке, беспорядочно выдвигался на свои позиции. Многие бойцы из разбитой 99-й дивизии были так решительно настроены сбежать, что просто не слушали приказов остановиться и идти в линию обороны. «На фоне этой деморализующей картины батальон вступил в бой с приказом удержать фронт, – сообщал комбат, подполковник Маккинли. – Потоки людей и машин текли по лесным дорогам через развилки в диком хаосе и смятении. Контроль над дивизией был безвозвратно утрачен, и отставшие повторяли друг другу, что их части окружены и уничтожены. Бегущие в тыл увлекли за собой даже бойцов одного батальона из нашего 23-го пехотного полка»
{414}.
На каждой тропе, на каждом подступе, по которым могли пойти немецкие танки, бойцы Маккинли закладывали «гирлянды», или «ожерелья», из шести противотанковых мин. Первая атака началась, когда стемнело, и, если судить по «крикам в стане врага»
{415}, артогонь по всей длине подступа оказался эффективным. Во время затишья солдаты пробирались вперед, устанавливая противотанковые мины, заимствованные у батальона «истребителей танков», а парные расчеты гранатометчиков укрепили свои дорожные укрытия, ибо прекрасно знали, что находятся в целевой зоне своей же артиллерии.
57-мм противотанковая пушка американской пехоты практически не имела шансов подбить немецкую «Пантеру», разве что сбоку или сзади, с близкого расстояния. А «истребители танков» с орудиями на буксире вязли в грязи и снегу, когда, стремясь отступить, брали орудие на передок. «В тяжелом и ближнем бою, – говорится в одном анализе, – тягач часто погибал, а закрепленное орудие оставалось нетронутым»
{416}.
Подполковник Барсанти из 38-го пехотного полка предупредил своих командиров взвода: все солдаты из 99-й дивизии отступают через свои позиции, поэтому запрещено открывать огонь до тех пор, пока они не опознают врага. В темноте опознать издали – свой или чужой – было нелегко. В результате два немецких танка прошли через позиции его роты «K», используя прожекторы, слепившие солдат, смотрящих из окопов. Но оба были подбиты, один – артиллерией, а другой – расчетом гранатометчиков. Пехотинцы шли практически вслед за ними. «Один вражеский солдат подошел так близко к позиции, что ухватился за ствол ручного пулемета, и стрелку пришлось прикончить его из кольта сорок пятого калибра»
{417}.
Солдаты одной из рот, вынужденные отступить с передовых позиций в лесу, «продирались сквозь частокол маленьких елей». «Нам вслед летели пули, – писал их командир, – били по елям со всех сторон, и я гадал, не ранили ли меня. Я не чувствовал боли, но не мог понять, как человек может вынести этот град пуль и избежать ранения»
{418}. Позднее он писал об их побеге обратно в Рохерат: «У меня было ощущение, будто мы беспомощные маленькие жучки, снующие вслепую, когда какой-то человек-монстр поднял бревно, под которым мы прятались».
Пехотинцы СС вели огонь из автоматов и бросали в окопы ручные гранаты с длинной рукояткой. Один эсэсовец схватил пленного и заставил его ходить и отвечать на оклики. Убили и его самого, и его несчастный человеческий щит. И все же некоторых отставших, прибывших из 99-й дивизии посреди этого ночного сражения, свои опознали вовремя и не пристрелили. Появился и санитар из 99-й, но оказалось, что он пленный и его послали немцы – их было двести человек, и они окружили полторы сотни американцев на участке Эльзенборнской гряды, что был под огнем полевых артдивизионов. «Немцы отправили его к американским позициям, пытаясь заставить защитников сдаться под угрозой убийства пленных солдат»
{419}.
Во время затишья в сражении, к удивлению защитников, появился большой конвой из грузовиков с бойцами 99-й дивизии. Их офицеры спрашивали дорогу на базу «Эльзенборн». Это было чудо, что они прошли через немецкие подразделения и в них не опознали американцев.
В бою за удержание Рохерата и Кринкельта с танками бились гранатометчики. По замечанию подполковника Маккинли, всякий раз, когда они попадали в цель и немцы выпрыгивали из танка, «американские стрелки расстреливали экипажи»
{420}. В 22.00 двое сержантов из батальона Маккинли схватили канистру с бензином и подкрались в темноте к одному танку, который, хоть и обездвиженный, нанес немало потерь своим главным орудием и пулеметом. Они вылили горючее на бак и подожгли. Пятнадцать минут спустя лейтенант с базукой выследил и подбил «Тигра». Атаки продолжались всю ночь одна за другой, а наутро, незадолго до рассвета, начался штурм.
На юге 5-я танковая армия Мантойфеля добилась больших успехов, сражаясь с 28-й пехотной дивизией Нормана Кота к востоку от Бастони. Дивизии, сильно ослабленной после боев в Хюртгенском лесу, все еще не хватало бойцов и оружия. Но хоть они и пострадали от атак трех танковых дивизий – 116-й, 2-й и учебной, – солдатам Кота удалось нанести немцам серьезные потери и притормозить их, как можно дольше удерживая под своим контролем дорожные узлы и деревни. Командующий германским корпусом считал 28-ю «посредственной дивизией, не имеющей репутации великого боевого подразделения»
{421}. Однако несмотря на то, что она потеряла большинство опытных бойцов в Хюртгенском лесу, некоторые ее роты сыграли героическую и жизненно важную роль.
Обороняя небольшой городок к востоку от Вильца, солдаты из 109-го пехотного полка обнаружили танки. Они думали, это «Тигры», но то могли быть и Pz. IV («Пантеры») – выглядели они похоже, хотя были гораздо меньше. Противотанковых орудий у защитников не было. «У соседней группы солдат была пара базук и снарядов, – писал позже один офицер, – но они сказали, что не знают, как их использовать. Я взял один и наткнулся прямо на “Тигра”, когда свернул за угол. Танк шел на меня в лоб, но я все равно выстрелил в него, один раз, и попал прямо в переднюю часть. Он остановился, но остался невредим и разрядил свое 88-мм орудие в дом, за которым я прятался. Я добрался до второго этажа соседнего дома, оказался выше танка и в стороне от него и выстрелил еще дважды; первый удар пришелся по задней части под углом, снаряд рванул, но танк, похоже, этого не заметил. Мой третий выстрел попал в башню чуть выше того места, где она присоединяется к корпусу танка, и не пробил броню, но полетело много искр, и это, похоже, потрясло экипаж, потому что танк немедленно подал назад и отъехал ярдов на восемьсот
[34], откуда нас обстреляли»
{422}. Базука была не такой мощной, как ее собрат, из которого стреляли с плеча, – немецкий «панцерфауст». Все, чего можно было достичь при выстрелах спереди, – это порвать гусеницу. Но если «охотникам» с базукой удавалось обойти «Тигра» или «Пантеру», шанс у них был. А вот противотанковая винтовочная граната, с чем соглашались все, была всего лишь опасной тратой времени.
