Разъяренный этой неудачей, Пайпер решил вернуться в Ставло и отправиться по дороге вдоль северного берега Амблева. Его колонна прогрохотала в направлении Ла-Глеза. Крутые лесистые склоны на северной стороне долины не оставляли места для маневра. Пайпер по-прежнему считал, что, будь у него достаточно топлива, ему «было бы проще всего подойти к Маасу в тот же день рано утром»
{455}.
Не встретив в Ла-Глезе сопротивления, Пайпер выслал разведгруппу, обнаружившую в Шенё неповрежденный мост через Амблев. Они были замечены американским самолетом-разведчиком, летевшим под облаками. Он предупредил 9-е тактическое авиационное командование, и истребители-бомбардировщики вскоре спикировали в атаку, несмотря на плохую видимость. Боевая группа потеряла три танка и пять тягачей. Колонна Пайпера избежала дальнейших потерь благодаря ранним сумеркам, начавшимся в 16.30, но теперь американцы точно знали, где находятся немцы. Об этом же узнал и 1-й танковый корпус СС, который не имел радиосвязи с Пайпером, но перехватил незашифрованные радиосигналы американцев.
Пайпер двинулся вперед под покровом темноты, но, когда ведущая машина достигла моста через Льен, небольшой приток Амблева, отряд из 291-го саперного батальона взорвал мост у немцев на глазах. У Пайпера, страдавшего от проблем с сердцем, от очередного провала, должно быть, чуть не случился инсульт. Он послал танковую роту на поиски другого моста к северу, но как раз в тот момент, когда они решили, что нашли один без охраны, их атаковали из искусно устроенной засады. В любом случае это была бесплодная диверсия: мост бы не выдержал их 72-тонных «Королевских тигров». Теперь, когда вместе с мостами рухнули и все планы, колонна с большим трудом развернулась на узкой дороге и вернулась в Ла-Глез, чтобы снова двинуться в долину Амблева и отправиться в Стумон. Пайпер остановил колонну на ночлег, чтобы на рассвете напасть на Стумон. Это, по крайней мере, дало мирным жителям возможность убежать.
Пайпер понятия не имел, что приближаются американские войска. Полк 30-й пехотной дивизии уже закрепился впереди, в двух с половиной километрах от немцев, перекрывая путь через долину, а 82-я воздушно-десантная дивизия начала развертывание из Вербомона. Капкан захлопнулся и сзади: батальон из другого полка 30-й пехотной дивизии, усиленный танками и «самоходками», прорвал кольцо вокруг бойцов майора Солиса, стоявших к северу от Ставло, и в тот же вечер пробился в северную часть города.
В то время как 82-я воздушно-десантная дивизия устремилась к Вербомону, 101-я направлялась обратно в Мурмелон-ле-Гран. Длинная вереница из трехсот восьмидесяти десятитонных открытых грузовиков ждала, пока в каждую машину загрузят по пятьдесят солдат. Провели перекличку по ротам. Бойцы, «одетые по-зимнему, выглядели как сборище медведей»
{456}. Однако многим не хватало шинелей, а десантникам даже ботинок. Одному подполковнику, который только что вернулся со свадьбы в Лондоне, предстояло отправиться в Бастонь в парадной униформе класса «А». Оркестр дивизии, которому приказали остаться, в негодовании построился, и бойцы спросили капеллана, не сможет ли тот уговорить командира 501-го пехотного полка разрешить им отправиться со всеми. Капеллан сказал, что полковник слишком занят, но молчаливо согласился с тем, что бойцы заберутся в машины вместе с остальными. Он знал, что пригодится каждый.
Первые грузовики отправились в 12.15 – с саперными подразделениями воздушно-десантной дивизии, разведвзводом и частью дивизионного штаба. Приказы в Вербомон должны были уже уйти. Бригадный генерал Маколифф уехал почти сразу, а через два часа в путь отправилась первая часть главной колонны. В общей сложности в бой вступали 805 офицеров и 11 035 солдат. Никто точно не знал, куда они направятся, и многие находили странным, что для участия в бою их не выбрасывают с парашютом, а перевозят как обычную пехоту. Рассаженные в открытых кузовах грузовиков, они дрожали от холода. Колонна не останавливалась, отойти назад и облегчиться через откидной борт не получалось, и приходилось использовать пустую канистру. Когда стемнело, водители включили фары: скорость была важнее, чем риск столкнуться с немецким ночным истребителем.
Когда Маколифф достиг Нёфшато, деревни в тридцати километрах к юго-западу от Бастони, ему просигналил военный полицейский, требуя остановить машину. Генералу передали сообщение из штаба 8-го корпуса Миддлтона: войскам под его началом придавали 101-ю десантно-штурмовую дивизию и они в полном составе должны отправиться прямо в Бастонь. Передовая группа, не подозревая об изменении плана, уже отправилась в Вербомон, расположенный в сорока километрах к северу по прямой. Маколифф и его штабные офицеры поехали в Бастонь и незадолго до темноты нашли штаб корпуса генерала Троя Миддлтона в бывших немецких казармах на северо-западной окраине города. Вид паникующих водителей и солдат, бегущих на запад, не внушал оптимизма.
Маколифф застал Миддлтона за инструктажем полковника Уильяма Робертса из боевого формирования 10-й бронетанковой дивизии, одного из двух соединений, которые Эйзенхауэр приказал отправить в Арденны в самый первый вечер. Робертс гораздо лучше, чем Маколифф, представлял, насколько отчаянно их положение. В то утро генерал-майор Норман Кота прислал ему срочную просьбу прийти на помощь своей потрепанной 28-й дивизии под Вильцем, где наступала 5-я парашютная дивизия. Но Робертс получил твердый приказ отправиться прямо в Бастонь и был вынужден отказаться. Танковая дивизия «Леер» и 26-я народно-гренадерская дивизия уже прорвались на север и приближались к городу.
«Сколько опергрупп сможете собрать, Робертс?» – спросил Миддлтон
{457}.
«Три», – ответил он.
Миддлтон приказал ему отправить одну группу на юго-восток от Вардена, а другую – в Лонгвийи, чтобы заблокировать продвижение танковой дивизии «Леер». Третья должна была двинуться на север в Новиль и остановить 2-ю танковую. Хотя Робертсу не нравилась идея разделить его силы на такие небольшие группы, он не стал оспаривать решение командира. «Двигайтесь с предельной скоростью, – сказал ему Миддлтон. – Удержите эти позиции любой ценой».
В гонке к Бастони из-за задержек на дорогах в 47-м танковом корпусе возникло недовольство
{458}. Но основной причиной провала графика движения было мужество отдельных рот из 28-й пехотной дивизии. Они обороняли дорожные развязки вдоль Скайлайн-драйв, ведущей с севера на юг, – Хайнершайд, Хозинген, Марнах, – и именно это имело решающее значение. «Упорное сопротивление Хозингена, – признал генерал-майор Хайнц Кокотт, – привело к задержке всего наступления 26-й народно-гренадерской дивизии и, следовательно, танковой дивизии «Леер» на полтора дня»
{459}.
