Их офицера, лейтенанта Гюнтера Шульца
{474}, передали мобильному полевому спецподразделению для допроса военнопленных № 1. Шульц, казалось, оказывал полное содействие. Он признал, что был частью группы «Штайлау» под началом Скорцени, и сообщил следователям из Корпуса контрразведки, что, по словам его командира майора Шрёттера, «секретными приказами Fernaufklärer [группам глубинной разведки] предписывалось проникнуть в Париж и захватить генерала Эйзенхауэра и других высокопоставленных офицеров. Вся эта информация основывалась на слухах, ходивших в лагере Графенвёр, которые поощрял сам Скорцени, но до сих пор не ясно, верил ли в них сам Шульц, надеялся ли спровоцировать хаос или же, возможно, отчаянно пытался произвести впечатление на следователей, чтобы спасти свою шкуру.
Шульц рассказал и о «тактической операции “Эйзенхауэр”», порученной «специальной группе» под командованием «обер-лейтенанта Шмидхубера» по личному приказу Скорцени. Около восьмидесяти человек были вовлечены в заговор с целью похищения или убийства генерала Эйзенхауэра. Они должны были встретиться в Café de l’Epée
[37] или в парижском Café de la Paix – он не был уверен, где именно. Он также утверждал, что в этой операции участвуют диверсионные отряды Бранденбергера, те самые, что переходили советскую границу накануне нападения в июне 1941 года. В другом сообщении говорилось, что они «могли в качестве уловки сделать вид, будто захватили в плен немецкого офицера и ведут его в штаб на допрос к старшим по званию»
{475}. Несмотря на невероятную картину – восемьдесят немецких солдат в парижском кафе, – контрразведка Шульцу поверила. На следующее утро безопасность Эйзенхауэра усилили до такой степени, что она уже походила на плен.
Генерал Брэдли позаботился о том, чтобы при каждом выезде в город машину Эйзенхауэра впереди сопровождал джип с пулеметом, а позади – самоходная артиллерийская установка М-18 «Хеллкэт»
{476}. Контрразведка, обеспокоенная слухами о запланированном убийстве, настоятельно советовала Эйзенхауэру вообще не пользоваться машиной, особенно садиться в нее и выходить на улице перед главным входом в отель «Альфа» в Люксембурге. Вскоре ему пришлось входить через кухню, с черного хода, а его комнату в отеле сменили на другую, более безопасную. Все таблички с генеральскими звездами с машин сняли, и даже те, что были на его шлеме, пришлось закрыть.
Мысль о том, что немецкие диверсионные группы могут атаковать их в тылу, превратила американцев в жертву собственных кошмарных фантазий. На каждом маршруте были установлены блокпосты, что серьезно замедляло движение, поскольку охранникам приходилось допрашивать пассажиров, чтобы убедиться, что они не немцы. Сразу же появились инструкции: «Допросите водителя, и если он немец, то будет плохо говорить по-английски, а еще меньше понимать… Некоторые из этих одетых в военную форму немцев выдают себя за высокопоставленных офицеров. Один должен быть одет как бригадный генерал… Прежде всего не позволяйте им снимать американскую форму. Доставьте их в ближайший сборный пункт для военнопленных, где они будут допрошены и в конечном итоге предстанут перед расстрельной командой»
{477}.
Американские охранники и военная полиция на КПП придумали собственные вопросы, чтобы удостовериться, что пассажиры машины – настоящие американцы. В их число входили бейсбольная викторина, кличка собаки президента, имя нынешнего мужа Бетти Грейбл и «Как зовут Синатру?»
{478}. Бригадный генерал Брюс Кларк дал неправильный ответ о Chicago Cubs
[38]. «Так только фриц ошибется»
{479}, – заявил полицейский. Когда ему сказали обратить особое внимание на «фрица, что косит под бригадного генерала», он был убежден, что нашел, кого искал, и Кларка на полчаса арестовали. Задержали даже генерала Брэдли, хоть тот и правильно назвал столицу Иллинойса. Просто военный полицейский думал иначе.
В дни этой паники под подозрение попал и британский личный состав в тылу 9-й американской армии. Актера Дэвида Нивена, офицера особого полка связи «Фантом», одетого в форму бойца стрелковой бригады, огорошил один американский постовой, когда спросил: «Кто в 1940 году выиграл Мировую серию?»
«Без понятия, – по слухам, заявил Нивен с характерной беззаботностью. – Но точно знаю, кто в 1938-м сделал фотографию с Джинджер Роджерс»
{480}.
«Ладно, валяй, Дэйв, проезжай, – ответил тот, – но, бога ради, будь осторожней!»
Случались казусы и на более высоком уровне. Командира гвардейской бронетанковой дивизии генерал-майора Алана Адэра остановили на КПП афроамериканские солдаты. Капитан Эйлмер Трайон, любимый, но известный своей некомпетентностью адъютант генерала, никак не мог найти свое удостоверение личности. После долгих бесплодных поисков огромный сержант наконец сказал, к восторгу Адэра: «Генерал, на вашем месте я бы взял себе нового адъютанта»
{481}.
Другой способ проверки состоял в том, что солдата или офицера заставляли спустить брюки, чтобы убедиться, что они носят нижнее белье, положенное по уставу. Один немецкий еврей, сбежавший в Англию вскоре после прихода Гитлера к власти, обратился к своему командиру в Службе тылового обеспечения с просьбой разрешить ему поездку в Брюссель. Урожденный Герхард Унгер
{482}, он, как и многие другие немецкие евреи, изменил свое имя на английский манер – на случай, если его схватят нацисты. И вот вечером 16 декабря Джеральд Унвин, или Джи, как его называли, пил в баре с компанией американских солдат из 1-й армии. Они рассказали, что их офицер разведки, лейтенант Гюнтер Вертхайм, тоже немецкий еврей. Оказалось, что Гюнтер – его кузен, некогда бежавший из Германии в Америку. Поддавшись внезапному порыву, Джи решил поехать с новыми друзьями, утром на рассвете уезжавшими обратно в свое подразделение.
