Адмирал сэр Бертрам Рамсей, главнокомандующий военно-морскими силами союзников, еще до этого говорил и Главному командованию, и Монтгомери, что немцы с легкостью могут заминировать устье Шельды. А сэр Эндрю Каннингем, начальник Главного морского штаба Великобритании, тоже адмирал и первый морской лорд, предупреждал: пока подходы не очистят от мин, Антверпен «будет нам полезен не более чем Тимбукту»
{41}. Позднее генерал Хоррокс, командующий корпусом, признал свою личную ответственность за провал. «Наполеон, без сомнения, понял бы это, – заметил он, – а вот Хоррокс, боюсь, нет»
{42}. Но виноват был не Хоррокс и не командир 11-й бронетанковой дивизии Робертс. Ошибку допустил Монтгомери: он не интересовался дельтой и считал, что канадцы смогут расчистить ее позднее.
Это была огромная ошибка, и впоследствии она стала причиной очень неприятного потрясения, но в эти дни эйфории генералы, служившие еще в Первую мировую, убедили себя в том, что сентябрь 1944 года был повторением сентября 1918-го. «Газеты сообщили о продвижении на 210 миль
[8] за шесть дней и указывали, что войска союзников заняли Нидерланды, Люксембург, Саарбрюккен, Брюссель и Антверпен, – писал военный историк Форест Пог. – По данным разведки, на всей протяженности фронта царил оптимизм, почти на грани истерики»
{43}. Взгляды старших офицеров были прикованы к Рейну, а в их умах господствовала мысль, что союзники сумеют преодолеть это расстояние практически одним броском. Такая перспектива, несомненно, соблазняла Эйзенхауэра, а что до Монтгомери, то он был ею поистине одержим.
Глава 2
Антверпен и германская граница
В конце августа, как раз в то время, когда казалось, что немецкий фронт на грани краха, у армии Эйзенхауэра начались проблемы со снабжением, что грозило остановить ее продвижение. Бомбардировки союзников уничтожили почти всю французскую железнодорожную сеть, и приходилось ежедневно перевозить в грузовиках снабжения примерно 10 000 тонн грузов – горючее, продовольствие и боеприпасы – из Нормандии в рамках операции армии США Red Ball Express («Экспресс Красный шар»). Расстояние от Шербура до фронта в первые дни сентября составляло чуть меньше 500 км – три дня на поездку в оба конца. А одному только освобожденному Парижу требовалось в день как минимум полторы тысячи тонн.
Лишь американские богатства могли справиться с такой задачей. 7000 грузовиков днями и ночами напролет колесили по односторонним дорогам, пожирая почти 300 000 галлонов горючего в день. Списали, если считать в общем, 9000 машин. В отчаянной попытке поддержать импульс рывка через Францию канистры на передовую доставляли и самолеты 9-го транспортно-десантного авиационного командования, и даже бомбардировщики. Но воздушные суда на каждые два галлона доставленного бензина пожирали три галлона авиационного топлива. С какой стороны ни посмотреть на кризис снабжения, все подчеркивало срочную необходимость открыть Антверпенский порт, но Монтгомери думал только об одном: как перейти на дальний берег Рейна
{44}.
3 сентября фельдмаршал узнал, что большая часть 1-й американской армии поддержит его на северном направлении, но командовать ею будет не он. Пребывая в уверенности, что Эйзенхауэр согласился отдать наступление на севере под его единоличный контроль, Монтгомери вознегодовал, узнав, что 3-я армия Паттона, вопреки его ожиданиям, не получила приказа остановиться, и в канун пятой годовщины со дня вступления Великобритании в войну написал в Лондон фельдмаршалу сэру Алану Бруку, начальнику Имперского генерального штаба
{45}. Очевидно, он чувствовал, что так вероятнее всего заставит Эйзенхауэра передать его группе армий львиную долю снабжения и командование над 1-й армией Ходжеса.
Паттон, вместо того чтобы остановить свою армию и ждать, пока улучшится ситуация со снабжением, тайно предпринял марш-бросок к Саару. «Мы атакуем так, – объяснял Паттон в дневнике. – Сперва делаем вид, что ведем разведку, потом усиливаем разведку и, наконец, нападаем. Поистине удручающая тактика»
{46}. Своих целей Паттон достигал совершенно бесстыдным образом. Пилоты бомбардировщиков, переведенные на доставку горючего, не роптали: когда они доставляли запасы дивизиям 3-й армии, временами то одному, то другому из них перепадал ящик шампанского «с наилучшими пожеланиями от генерала Паттона»
{47}. Генерал мог позволить себе такую щедрость: он неким образом «освободил» 50 000 ящиков
{48}. Монтгомери так упорствовал в своем желании нанести главный удар на севере, что даже был готов поставить под угрозу открытие Антверпенского порта для поставок. Оперативный план нового фельдмаршала от 3 сентября не оставлял сомнений в том, что он отказался выделить значительные силы для очистки устья Шельды. Именно поэтому 11-я бронетанковая дивизия Робертса, войдя в Антверпен, не получила приказа продвигаться вдоль Альберт-канала и свернуть к полуострову Бевеланд, на северо-запад, где немцы начинали возводить укрепления.
За последующие дни остатки немецкой 15-й армии на обоих берегах Шельды снова превратились в грозную боевую силу. Свою необычайную способность восстанавливаться после катастрофического удара немецкая армия не раз демонстрировала и на Восточном, и на Западном фронте. Боевой дух упал, но решимость сражаться еще не исчезла. «Даже если все наши союзники покинут нас, мы не должны терять отваги, – писал домой один унтер-офицер. – Как только фюрер развернет новые орудия, настанет время окончательной победы»
{49}.
Антверпен и Шельда.
Эйзенхауэр, признавая, сколь важно обеспечить подходы к Антверпенскому порту, в то же время стремился создать плацдарм на другом берегу Рейна. В частности, он хотел использовать только что созданную 1-ю союзную воздушно-десантную армию в крупной операции. Его интерес разделяли и генерал Джордж Маршалл, начальник штаба в Вашингтоне, и командующий ВВС США генерал Генри «Хэп» Арнольд. Огромные затраты времени и сил, понесенные при создании авиационных войск, подстегнули желание военных бросить новые силы в бой при первой же возможности.
