Монтгомери был уже убежден, и довольно справедливо, что Брэдли в Люксембурге не способен руководить 1-й армией, отрезанной на северной стороне немецкого клина, или, как его вскоре назовут, «выступа». Он попросил генерал-майора Уайтли, старшего британского офицера операционного отдела штаба в Главном командовании, передать Эйзенхауэру, что именно он, Монтгомери, должен быть командующим всеми союзными войсками к северу от участка прорыва немецких армий. Уайтли, который не был поклонником фельдмаршала и его требований об увеличении полномочий, чувствовал, что на этот раз он прав. Он обсудил сложившуюся ситуацию с генерал-майором Стронгом, начальником разведки Эйзенхауэра, и его коллегой-британцем, и в тот же вечер они отправились к Беделлу Смиту, начальнику штаба Главного командования.
Беделл Смит уже спал, а когда его разбудили, он взорвался, возмущенный этим, как он его назвал, «британским заговором». Он сказал, что они оба, «английские ублюдки»
{542}, могут считать себя свободными от своих обязанностей. А потом, немного поразмыслив, передумал. На Беделла Смита штаб 1-й армии Ходжеса и его отношения с 12-й группой не произвели никакого впечатления, но его действительно беспокоила невозможность связаться с Брэдли. Он позвонил Эйзенхауэру, чтобы обсудить вопрос о назначении Монтгомери командующим северным фронтом, и предположил, что это подтолкнет 21-ю группу армий к вводу в бой британских войск.
Эйзенхауэр согласился на это предложение, отчасти потому, что Брэдли не предпринял никаких шагов для укрепления линии Мааса, как он приказывал. Он начал сверяться с картой, размышляя, где должна быть проведена граница, и решил, что она пойдет от Живе на Маас и протянется севернее Бастони до Прюма за немецкой линией фронта. Монтгомери будет командовать всеми войсками союзников на севере; таким образом, под началом Брэдли останутся только 3-я армия Паттона и приданный ей 8-й корпус Миддлтона.
Беделл Смит позвонил Брэдли в Люксембург и предупредил его, что Эйзенхауэр собирается отдать Монтгомери командование 9-й и 1-й армиями. По словам Смита, Брэдли признался, что уже несколько дней не общался ни с Ходжесом, ни с 1-й армией. «Конечно, будь Монти американским командиром, – откровенно признался Брэдли, – я бы с вами полностью согласился. Это было бы логично»
{543}.
На следующее утро Эйзенхауэр позвонил Брэдли, чтобы подтвердить свое решение. К этому времени тот уже довел себя до белого каления. «Клянусь Богом, Айк, я не могу нести ответственность перед американским народом, если вы это сделаете. Я ухожу в отставку»
{544}.
«Брэд, это не вы, а я несу ответственность перед американским народом, – ответил Эйзенхауэр. – Поэтому ваша отставка ничего не значит». Он остановил поток сетований и закончил разговор словами: «Ну, Брэд, это мой приказ».
Высокопоставленный офицер Королевских ВВС, присутствовавший в штабе 12-й группы армий, рассказал, как после звонка «страшно злой» Брэдли «метался по комнате, проклиная Монти»
{545}. Беделл Смит позднее видел иронию в том, что «Монтгомери долгое время думал, будто Брэдли очень любит его; он не подозревал, что тот терпеть его не может»
{546}. На самом деле неприязнь была гораздо глубже. Брэдли считал Монтгомери «вдохновителем всех своих неприятностей»
{547}, как заметил один американский штабной офицер. «Он давно уже испытывал отвращение к этому вечно кашляющему человечку в берете». А в своем все более параноидальном состоянии униженный Брэдли воспринял решение Эйзенхауэра как «удар по нему лично»
{548}.
Глава 13
20 декабря, среда
Капитан Кэрол Мазер покинул штаб Монтгомери в полночь, тревожась о своей «чрезвычайно деликатной» миссии
{549}, связанной с генералом Ходжесом. Путь по гололеду через контрольно-пропускные пункты, выслеживающие диверсантов Скорцени, занял часа два. Время от времени в ночном небе в сторону Льежа пролетали «Фау-1». По прибытии Мазера в штаб 1-й армии в Шофонтене офицер военной полиции отвел его прямо в спальню генерал-майора Уильяма Кина, авторитарного начальника штаба Ходжеса. Многие думали, что на самом деле армией командовал именно Кин. В пижаме, с одеялом на плечах, он звонил по телефону.
Мазер вручил письмо, написанное рукой Монтгомери. Во время паузы Кин поднял трубку и попросил позвать к телефону начальника штаба Монтгомери, генерал-майора Фредди де Гингана; потом они пошли в соседнюю комнату будить Ходжеса. Позже Мазер описал, как командующий 1-й армией сидел в постели, накинув на плечи одеяло, и читал письмо Монтгомери. Он чувствовал, что Ходжес «совершенно не в курсе» событий
{550}. Отвечать на все вопросы он предоставил Кину. «По важному вопросу о переправах через Маас, – писал Мазер, – генералу Ходжесу сказать было нечего. Он давал понять, что это не важно и об этом уже позаботились. Или позаботятся»
{551}.
Мазер, страдая от недосыпа, вернулся к Монтгомери задолго до рассвета. Фельдмаршал сидел в постели и слушал его доклад, потягивая чай. Он собирался встретиться с Ходжесом в тот же день, но сначала хотел иметь точную картину прорыва немцев. Пять офицеров связи, в том числе двое американцев, прикомандированных к его штабу, без промедления отправились в путь на джипах. Они были одеты в недавно появившиеся в армии новые танковые комбинезоны из бледно-коричневого брезента, хорошо защищавшие от холода, но вызывавшие подозрение у нервных американских солдат, дежуривших на блокпостах.
Утром 20 декабря Эйзенхауэр позвонил Монтгомери. По словам генерала Майлза Демпси, командующего 2-й британской армией, который в тот момент был рядом с фельдмаршалом, чрезвычайно короткий разговор проходил так:
«Монти, у нас проблемы».
«Я так и понял», – ответил фельдмаршал.
«Как насчет принять войска на севере?»
«Согласен»
{552}.
Монтгомери поехал в Шофонтен, чтобы разобраться в ситуации. Из отчета Мазера было ясно, что Ходжес близок к полному краху. В памятных воспоминаниях одного из офицеров штаба описывается прибытие фельдмаршала в штаб 1-й армии: «словно Христос, явившийся очистить храм»
{553}, пусть даже Господь наш и не являлся в темно-зеленом «роллс-ройсе» с реющими вымпелами и эскортом мотоциклистов.
