Утром 26 декабря 3-й танковый полк СС из дивизии «Дас Райх» снова пошел в атаку западнее Гранмениля. Но американская артиллерия, стрелявшая снарядами со взрывателями «Позит», проредила его ряды, а затем усиленная опергруппа из 3-й бронетанковой дивизии атаковала деревню. Одного немецкого комбата убили, другого тяжело ранили, 2-й батальон оказался в ловушке в Гранмениле, а остальному полку пришлось отступить к Мане. Американские танки и артиллерия преследовали его.
Генерал Ходжес и генерал-майор Риджуэй, все еще опасавшиеся нападения на север в направлении Льежа, пришли в ярость из-за потери Мане. Они совершенно ясно дали понять бригадному генералу Хазбруку, командующему разбитой и истощенной 7-й бронетанковой дивизией, что тот должен вернуть его любой ценой. Наступление дивизии в день Рождества привело к тяжелым потерям, главным образом из-за большого количества перегородивших дорогу деревьев, которые повалила сама дивизия во время своего недавнего отступления. Но теперь перед ними шел только что прибывший батальон 517-го полка парашютно-десантной пехоты. В ту же ночь в Мане вошел отряд Хазбрука.
Пятьдесят раненых из 2-го батальона 3-го мотопехотного полка СС не смогли выбраться из Гранмениля. Немцы утверждали, что, когда они посылали машины скорой помощи, на которых был четко виден красный крест, американские танки расстреливали их. Затем полк попытался отправить к американцам офицера и переводчика под белым флагом, а также врача с белым флагом и нарукавной повязкой, чтобы выяснить, разрешат ли им вывезти раненых из Гранмениля. Но, согласно немецкому отчету, «враг открыл огонь по парламентерам, и от этой попытки пришлось отказаться»
{774}. Немцы, похоже, не понимали, что после бойни, устроенной эсэсовцами в Мальмеди, им вряд ли стоит рассчитывать на почетные условия капитуляции. Поэтому, оставив с ранеными санитаров, остатки батальона вернулись на линию обороны с полком СС «Фюрер» вблизи Одень, которую весь день обстреливала американская артиллерия.
Немецкая активность в районе Эльзенборнской гряды почти прекратилась, и патрули 99-й пехотной дивизии пошли вперед, чтобы уничтожить десять застрявших в грязи и брошенных вражеских танков из 3-го мотопехотного полка. Это было сделано для того, чтобы опередить немецкие аварийно-ремонтные отряды, неутомимые и часто очень изобретательные в том, что касалось ремонта бронетехники.
Американские спасательные команды, часто укомплектованные из бойцов с симптомами боевой усталости, чтобы дать им немного передышки, были направлены для сбора оружия и боеприпасов, выброшенных ранее в бою. Командиры были потрясены привычкой своих людей выбрасывать снаряжение и ожидать, что из военного рога изобилия они получат новое, стоит лишь пожелать. «Если солдат не нуждается в нем сейчас, он от него избавляется, – говорилось в одном из донесений. – У гранатометчика не должно быть винтовки. Ему нужно дать пистолет для личной защиты. В ином случае он выбросит базуку и снаряды, ведь они громоздкие и тяжелые»
{775}. С другой стороны, зимнюю одежду очень берегли. В большинстве батальонов на пунктах медпомощи солдатам было приказано взять у раненых «арктические» куртки, чтобы эта жизненно важная одежда осталась в подразделении.
Сент-Вит сильно пострадал в день Рождества. Мирные жители оставались в своих подвалах и думали, что худшее уже позади, но 26 декабря во второй половине дня налетели «тяжеловесы» Бомбардировочного авиационного командования Королевских ВВС. Почти триста «Ланкастеров» и «Галифаксов» сбросили 1140 тонн фугасных и зажигательных бомб.
Взрывы вызвали ударные волны, которые ощущались и в деревнях за несколько километров, и страшно испугали укрывшихся под землей горожан, когда над ними рушились здания. Согласно одному сообщению, «люди задыхались от удушающего дыма и копоти, но другая бомба пробила дыру в стене подвала, так что люди смогли перевести дыхание. Но вскоре туда просочился горящий фосфор. Он выделял ядовитые пары, а в более просторных помещениях загорались матрасы. Немецкие солдаты помогли охваченным паникой мирным жителям выбраться наружу через дыру»
{776}.
В монастыре Святого Иосифа обрушилась часовня. Каменные блоки и балки проломили пол и раздавили тех, кто был внизу. Зажигательные бомбы воспламеняли все, что хоть как-то горело. Весь монастырь был охвачен пламенем, пожирающим стариков и тех, кто не мог ходить, запертых, как в ловушке, на верхних этажах. «Почти все сгорели заживо. Словно разжиженная лава, шипящий фосфор хлынул в подвалы, уцелевшие во время бомбежки. Людей с ужасными ожогами, сломанными костями, людей, сходящих с ума, вытаскивали через несколько незаваленных вентиляционных шахт. Одними из тех, кто покинул этот ад последними, были сестры обители, плотно закрывшие одеялами головы и плечи»
{777}.
«Сент-Вит все еще горит, – писал немецкий офицер, находившийся вне города. – Ковровые бомбардировки приближаются к нашей деревне. Я никогда в жизни не видел подобного. Все вокруг накрыто огромным облаком дыма и пламени»
{778}. Он вернулся в Сент-Вит вечером. «Все улицы горят… Скот воет, взрываются боеприпасы, лопаются шины. Сильный запах горящей резины». Время от времени взрывались бомбы замедленного действия.
С сугубо военной точки зрения налет был эффективным. Сент-Вит превратился в «гигантскую груду обломков»
{779}. Все дороги были перекрыты по меньшей мере на три дня, а некоторые больше чем на неделю; немецким инженерам пришлось создавать объездные дороги вокруг города. Но цена жизни и страданий людей была неисчислимой. Никто точно не знал, сколько людей укрывались в Сент-Вите; по некоторым оценкам, погибли около 250 человек. Выжившие сбежали в соседние деревни, где о них заботились и кормили.
В ту же ночь и на следующую средние бомбардировщики 9-й воздушной армии США атаковали Ла-Рош-ан-Арденн.
{780}. Поскольку Ла-Рош был расположен вдоль реки в узком ущелье, он представлял собой гораздо более легкую цель, и для блокировки дорог потребовалось лишь 150 тонн бомб.
«Сегодня все чуть лучше»
{781}, – записал хроникер 1-й армии после встречи Монтгомери и Ходжеса. Из допроса пленных выяснилось, что у немцев серьезные трудности со снабжением. «Хотя сейчас еще слишком рано для оптимизма, картина сегодня, конечно, гораздо более радужная, чем в любой другой день с начала контрнаступления». Однако Брэдли все еще был в ярости из-за развертывания 7-го корпуса Коллинза, которое считал преждевременным. Он написал Ходжесу, чтобы посетовать на «застойный консерватизм в тактике там, где Монти рассредоточил свой резерв»
{782}. Паттон, чье мнение о фельдмаршале сложилось под сильным влиянием Брэдли, написал в своем дневнике: «Монти – мелкий усталый пердун. Война требует рисков, а он на них не идет»
{783}.
