Подготовка к поездке заняла несколько недель. За несколько визитов в «Дженнерс»
[8] был полностью обновлен отпускной гардероб, ныне включающий в себя три купальных костюма, набор изысканного нижнего белья и аксессуары для нескольких легких хлопчатобумажных платьев, куда более утонченные, нежели те, что она носила раньше.
– Тебе нужно беречь от солнца свою светлую кожу, – суетилась мать, укладывая вещи. – Не забывай носить шляпу, иначе у тебя появятся веснушки и ты расстроишься.
Перед самым отъездом отец подарил Элле маленький чемоданчик. Улыбнувшись, он сказал:
– Мне сказали, что у любой юной леди должен быть такой.
На шее у девушки теперь висел крохотный медный ключик. Именно им они открыли тогда латунные замочки чемоданчика, и Элла обомлела от блеска. Переливался прохладный шелк подкладки густого вишневого цвета, сверкали серебряные крышечки флаконов и баночек, набор щеток и овальное зеркальце, и все это великолепие удерживалось внутри тоненькими кожаными ремешками. В чемоданчике было еще немного места, и Элла положила туда различную мелочь, необходимую в путешествии. Остальное аккуратно завернули в папиросную бумагу и упаковали в большой чемодан.
Приближаясь к пристани, паром замедлил ход, и внезапно вокруг началась суматоха. Дежурный по причалу легко поднял ее чемодан и понес к трапу, затем обернулся убедиться, что Элла взяла свой маленький чемоданчик и последовала за ним на борт. Какой-то человек в берете поставил ящик с кудахчущими цыплятами в тени рулевой рубки, широко улыбнулся Элле и уселся на жесткую скамью, расположенную вдоль всего борта. Матрос что-то крикнул, отбросил швартовы, и паром поплыл назад, стараясь развернуться как можно быстрее, чтобы максимально использовать прилив.
Элла стояла на краю палубы и пристально вглядывалась вдаль, туда, где среди волн виднелся кусочек земли. «В шторм его запросто может смыть», – подумалось ей. Ветер усилился и теперь грозил сорвать с головы девушки соломенную шляпу, защищавшую лицо от солнечных лучей, и отправить ее летать над волнами; вспомнив предупреждение мамы, Элла крепко ухватилась за ее поля, облизнула пересохшие губы и почувствовала вкус соли.
В высоком небе невозможно-голубого цвета, совсем не похожем на серое небо Эдинбурга, парила чайка, и девушка, задрав голову, зачарованно наблюдала ее полет. Потом оглянулась назад, на материк, неумолимо удаляющийся за пенным следом парома. На какое-то мгновение у Эллы возникло странное, пугающее чувство: она словно шагнула за край земли, и шумные, наполненные суетой промежуточные этапы ее путешествия – Эдинбург, Лондон, Париж – остались где-то там, в другой вселенной, которую она покинула на этом пароме.
А паром меж тем двигался вперед, и уже виднелся белый песок острова Ре, напомнивший пейзажи Тернера
[9], столь любимые Эллой. В окутывающем все вокруг мягком свете раннего летнего вечера море искрилось и меняло цвет от лазурного до бирюзового, а сам остров казался ларцом, выкованным из белого золота, с крышкой из густых сосновых лап. Элла вдохнула морской воздух и ощутила непреодолимое желание остаться в этом мгновении навсегда, такой же свободной, как парящие над ней птицы.
Долго ли, коротко ли, паром приблизился к пассажирскому причалу. Неподалеку под крики людей и чаек на уже стоящее судно неуклюжая стрела крана опускала груз.
Пассажиры парома шумно бросились собирать сумки и свертки. Мужчина в берете установил клетку с цыплятами на велосипед и, скатив его по короткому трапу, благополучно оказался на суше.
Элла подхватила свои чемоданы и, слегка покачиваясь, тоже спустилась на берег. Марион Мартэ сказала, что они встретят ее, но девушка не имела понятия, как они выглядят. Подругу мама описала как очень красивую жизнерадостную женщину с большими глазами и темными вьющимися волосами. Сама Марион писала, что ее двойняшки – Каролин и Кристоф, которым исполнилось по восемнадцать, с нетерпением ждут в гости британскую ровесницу.
Когда машины одна за другой отъехали от пристани по пыльной дороге, Элла заметила чуть поодаль повозку, запряженную ослом. Встав на нее, чтобы возвышаться над толпой, ей махали руками двое – девушка с копной каштановых кудрей и юноша с длинной соломенной челкой. Свет, падающий на его высокие скулы, играл тенями, подчеркивая красоту черт. Эти двое были настолько открыты, доброжелательны и красивы, что Элла сразу забыла о своих опасениях и сомнениях по поводу летнего отдыха в компании незнакомых людей. Девушка была одета в яркую ажурную блузочку с коротким рукавом и бриджи, которые открывали ее загорелые икры, а юноша – в свободные брюки и длинную хлопчатобумажную рубаху навыпуск, какие обычно носят рыбаки. Элла почувствовала себя несколько скованно из-за своего слишком аккуратного, подогнанного по фигуре жакета и пышного платья.
Каролин и Кристоф спрыгнули с повозки и поспешили к ней. Элла протянула руку для приветствия, но Каролин схватила ее за плечи и расцеловала в обе щеки, сдвинув при этом набекрень Эллину шляпу. Растерявшаяся гостья неуверенно повернулась к Кристофу, не совсем понимая, что делать дальше согласно местному этикету, и вспыхнула, когда он тоже расцеловал ее. Чтобы скрыть смущение, она надвинула шляпу поглубже, пряча лицо под широкими полями.
– Элеонора Леннокс, добро пожаловать! – В глазах Кристофа вспыхнули веселые искорки, и он схватил ее чемодан.
– Зовите меня Эллой, пожалуйста! Так делают все, пока я не доставлю неприятностей.
Она с удовлетворением обнаружила, что понимает их французский, поначалу осторожно подбирала слова, но достаточно быстро освоилась и легко находила нужные.
– Я не верю, что такая девушка, как ты, может доставить кому-нибудь неприятности! Ты одета, как скромница, слишком уж аккуратно. Oh là là! В этом чемодане, судя по весу, еще много таких костюмов. Путь слишком долгий, бедной Анаис будет нелегко. Нам придется идти рядом с повозкой.
– Не слушай его, пожалуйста, он шутит, – заверила Каролин, взяв Эллу за руку. – Твое платье прекрасно, и чемодан, кстати, тоже. Ты должна извинить нас, на этом острове мы всегда слишком décontractés
[10]. Здешняя жизнь сильно отличается от парижской, мы забываем, как выглядят цивилизованные люди.
– Ну да, ну да, а что такое цивилизация, в самом-то деле? – Кристоф остановился и опустил тяжелый чемодан. – Я считаю, что жизнь должна быть именно такой, как на Ре, а позерство и снобизм Парижа – это фальшь. Есть множество людей, которые могли бы назвать это полной противоположностью цивилизации. Что же касается всего остального мира, – продолжал Кристоф увлеченно, и глаза его горели, – в Испании идет братоубийственная война, Германия игнорирует все Версальские договоренности, вооружается и аннексирует Австрию. Они намерены расширить свою империю, и это явно не благая цель. Беженцы хлынули в Париж, наши родственники тоже бежали от преследований. Вся Европа в смятении! Разве это можно называть цивилизацией?
