– Боже, сколько же у вас было приключений, а ведь это только первое утро ваших каникул! Мне очень жаль, что я проспала и так много пропустила.
– Все в порядке. Мы и для тебя припасли кое-какие приключения. Например, выход в море на паруснике под названием «Бижу». «Бижу» – это «она», да, Каролин?
– Точно, Робби, – сказала Каролин с улыбкой. – А теперь позвольте мне представить вам ее капитана. Это Кристоф, мой брат.
– Привет! – Робби пожал Кристофу руку, как мужчина мужчине. – Я Робби Дэлримпл, а это Рона. Она – моя сестра.
Кристоф кивнул, его глаза лучились, но лицо оставалось серьезным.
– Я много слышал о вас обоих и очень рад познакомиться.
Когда он подошел к Роне, чтобы пожать ей руку, стало заметно, что он сильно хромает. Робби оценивающе посмотрел на него.
– У тебя тоже был «полио»?
– Нет, Робби. В одно прекрасное утро я столкнулся с немецким снарядом. А потом провел несколько лет в лагере для военнопленных, и это было, скажем так, не очень полезно.
– Ух ты, потрясающе! Расскажешь?
Тут снова зазвонил колокольчик, двое туристов вошли в галерею.
– Возможно, нам стоит приберечь это на потом? – мягко вмешалась Элла. – Я думаю, нам лучше оставить Каролин и Кристофа в покое на некоторое время, так как у них есть работа. Мне нужно выпить кофе и позавтракать, – добавила она, поднимая бумажный пакет. – А потом мы можем пойти на крытый рынок и купить кое-что на обед.
– Хорошо, – отсалютовал рукой Робби. – Тогда до скорой встречи, Каролин. Кристоф, ты тоже пойдешь с нами обедать? И еще, мамочка, мы можем показать тебе кафе-мороженое.
* * *
Остров творил свое волшебство над всеми. Шли дни, Робби становился все сильнее благодаря солнцу и морскому воздуху. Возможно, и ежедневное карамельное мороженое au beurre salé
[95] тоже помогало. Брошенная в углу спальни скоба ржавела, пока он катался на велосипеде, плавал и бегал по дюнам или строил крепость из влажного песка на пляже. Его любимая игра состояла в том, чтобы построить Шталаг Люфт VIII-А, лагерь для военнопленных, о котором Кристоф ему так много рассказывал, а затем вырыть туннели устричными раковинами, чтобы позволить заключенным там крабам-отшельникам сбежать обратно в море.
Щеки Роны порозовели, покрывшись россыпью веснушек, совсем как у матери. Ветер играл волнами ее золотистых волос, взъерошивая их. Обычно убранные «лентой Алисы»
[96], они завивались мягкими кудряшками, обрамляя лицо. Она следовала за Каролин, как миниатюрная тень. Ей нравилось помогать в галерее, она стала уверенной настолько, что могла даже сказать посетителям несколько слов по-французски, когда те в жаркий день заходили в прохладную галерею, чтобы посмотреть картины.
Элла снова влилась в ритм Иль-де-Ре. Жизнь в Эдинбурге, полная проблем и до тошноты размеренная, растворилась в легкомысленной и беззаботной атмосфере острова. Медленно, но верно она начала чувствовать себя более расслабленной, менее обремененной, ее напряжение и печаль отошли на второй план. И снова узкая полоска воды, отделяющая остров от материка, превратилась в такую широкую пропасть, что реальность ускользнула из поля зрения; Эдинбург находился где-то там, далеко за горизонтом. Она знала, что это лишь короткая интерлюдия, такая же эфемерная, как и солнечные сны, которые, случалось, озаряли ее ночи. И все же она позволила себе еще глубже погрузиться в лето, наслаждаясь красотой этого места, утешаясь чудесными воспоминаниями о других, уже прошедших временах, запретив себе думать о возвращении, которое ждало их через несколько недель. Вместо печали она выбрала радость, вновь обретя красоту.
Лучше всего было в те дни, когда они грузили на «Бижу» корзину для пикника и отправлялись меж высоких каменных стен гавани Сен-Мартена в океан.
Однажды, когда лето уже подходило к концу, Кристоф показал детям, как управлять парусником, позволив Робби натягивать паруса, а Роне – править румпелем, и они направились на запад по широкой дуге к дальней оконечности острова. Элла с благодарностью улыбалась, глядя на Кристофа. В обед они встали на якорь в Фьер д’Арс, мелкой лагуне, граничащей с солончаками. Кристоф вытащил блокнот для эскизов и вырвал по листу для каждого ребенка.
– Итак, сейчас мы все вместе немного порисуем. Что же мы будем рисовать?
– Давайте нарисуем маму! – Робби указал туда, где сидела Элла, прислонившись к надстройке и наблюдая за ними.
Элла покраснела:
– Я думаю, тебе следует найти что-нибудь другое… может быть, пляж?
Мысль о том, что Кристоф будет пристально смотреть на нее, смутила Эллу. Между ними все еще была какая-то неловкость, чувство, что они не должны подпускать друг друга слишком близко.
– Нет, пляж – это слишком сложно, мамочка. Мы будем рисовать тебя, так что ты должна сидеть очень тихо.
– Да, Элла, сиди очень тихо, пожалуйста. – Кристоф стал дразнить Эллу, чувствуя ее смущение и пытаясь успокоить. Он вручил каждому по карандашу, и они начали рисовать. – Не надо ничего стирать, Рона, – остановил он девочку, когда она недовольно цокнула языком и потянулась к его жестянке с карандашами и ластиками. – Используй уже проведенную линию и исправь ее. Смотри, вот так. Ты можешь набросать несколько легких, не слишком жирных линий, прежде чем начнешь придавать им правильную форму. Да, так, хорошо. А теперь пройдись по этой и сделай ее немного темнее…
В тот день Каролин с ними не было; она задержалась в галерее, чтобы подготовиться к вечернему приему с фуршетом, который устраивала в честь открытия выставки последних работ своего брата. Они обещали вернуться пораньше и помочь ей отполировать стаканы и сложить салфетки. Внезапно Элла почувствовала себя неловко из-за того, что осталась без компаньонки. «Как это глупо, – думала она, – как будто мне снова семнадцать лет. Ведь между ним и мной ничего не может быть». Она сидела неподвижно, как было велено, глядя на море, и все то время, пока он рисовал ее, Элла чувствовала, как глаза Кристофа скользят по ее глазам, губам, шее…
Они вручили ей три зарисовки.
– Отлично! Какой яркий рисунок, Робби! Рона, а твой попросту великолепен!
– Я оставлю его у себя, чтобы отослать папе.
Рона забрала свой листок и положила в сумку, где лежали ее шляпа от солнца и сандалии.
Элла вернула два других рисунка, заметив, что Кристоф сунул свой между страниц альбома для эскизов, прежде чем начать распаковывать обеденные принадлежности. Сохранит ли он его? Или просто выбросит, когда вернется домой?
И почему это вдруг стало так важно для нее?
* * *
– Простите, нас уже представили друг другу? Боже, Рона, Робби, это же вы! Я и не узнала вас в такой шикарной одежде!
