У него сдавило горло, начало жечь глаза.
– Кэти? – Шон положил ладонь ей на колено. – Поговори со мной, милая.
Она была неподвижна. Он не знал даже, слышит ли она его.
– Ты в порядке? Тебе больно?
После долгого молчания Кэти сказала:
– Он был у меня в голове.
– Кто?
– Свет. Я не могла от него избавиться.
Он кивнул, пытаясь разобраться, что это значило.
– Ну, теперь здесь темно.
– Спасибо, – сказала она.
Эта небольшая благодарность породила абсурдный подъем в его сердце, и Шон коснулся ладонью щеки Кэти.
– Ох, милая, – сказал он. – Я так испугался. Я не знаю, что происходит. Я не знаю, как тебе помочь.
Она накрыла его руку своей и прижалась щекой к ладони. Глаза ее, однако, оставались расфокусированными и глядящими в разные стороны, словно это был условный рефлекс. Мышечная память. Не более того.
– Я больше ничего не понимаю, – ответила она. – Все так странно.
– Я знаю.
Она, похоже, о чем-то задумалась.
– Мне нужно в другое место, – сказала она.
– Нет, – ответил Шон. В нем зашевелился гнев, мысль о том, что она уйдет, пробудила животную ярость, бесцельную и возбуждающую. – Нет, Кэти. Ты не понимаешь. Они заберут тебя у меня. Если я тебя куда-то отведу, если я тебя к кому-то отведу, тебе не позволят вернуться назад. Оставайся здесь. Здесь ты в безопасности. Мы не будем включать свет, как тебе нравится. Мы сделаем все, что потребуется. Хорошо?
Она посмотрела на него. Свет лампы из соседней комнаты отражался в ее зрачках, придавая им кремовую белизну, казавшуюся теплой и мягкой, несообразной с ее измученным лицом, словно это были блюдца с молоком, уцелевшие после конца света.
– Почему?
От этого вопроса ему стало стыдно.
– Потому что я люблю тебя, Кэти. Господи Иисусе. Ты моя жена. Я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю, – ответила она, и, как и когда-то она прижалась щекой к его ладони, ответ этот показался ему автоматической реакцией. Запрограммированным откликом. Но Шон проигнорировал это и решил принять то, что она сказала, за правду – возможно потому, что она сказала это ему впервые с тех пор, как покончила с собой, с тех пор, как ее тело перестало вести себя так, как должно было, и подчинилось новой логике, биологии, которую он не узнавал и не мог понять, и которая сделала Кэти по-новому таинственной. Прошло столько времени с тех пор, как она была для него тайной. Шону была известна каждая деталь ее жизни, каждая скучная жалоба и каждая мертворожденная мечта, и ей это тоже было известно; однако теперь он не знал ничего. Каждое нервное окончание его тела обратилось в ее сторону, точно цветы, следующие за солнцем.
Или, возможно, он принял это только потому, что свет был приглушен и делал ее загадочнее.
Его свободная рука отыскала ее грудь. Кэти никак не отреагировала. Он мягко надавил, провел большим пальцем вокруг соска, все еще мягкого под ее рубашкой. Она позволяла ему все это делать, но лицо ее было пустым. Он отстранился.
– Пойдем наверх, – предложил Шон.
Он встал и, взяв ее за руку, помог ей подняться. Она сопротивлялась.
– Кэти, давай же. Пойдем в постель.
– Я не хочу.
– Но разве ты… – Он взял ее ладонь и прижал к своему члену, набухшему под штанами. – Ты чувствуешь? Чувствуешь, что ты делаешь со мной?
– Я не хочу наверх. Утром будет светло. Я хочу спать в подвале.
Он выпустил руку Кэти, и та повисла вдоль ее бока. Задумался на минуту. Подвал использовался как кладовка, и в нем царил хаос. Но там, внизу, хватило бы места для матраса, а завтра Шон мог провести перестановку, немного прибраться и сделать подвал обитаемым. Ему не пришло в голову поспорить с ней. Это была часть тайны, и она возбуждала его. Он был, словно мальчишка-старшеклассник, втюрившийся по уши, готовый на что угодно.
– Хорошо, – ответил он. – Дай мне несколько минут. Я обустрою тебе гнездышко.
Шон оставил ее сидеть в темноте; его сердце колотилось, красное и сильное.
Он трахал ее с пылом, с которым обычно приходят к новой любовнице, проскальзывая в ее поразительную прохладу, запутываясь пальцами в ее волосах и кусая ее шею, подбородок, уши. Ему хотелось поглотить Кэти, дышать ей как воздухом. Он не был так тверд многие годы; его тело двигалось, как поршень, и он чувствовал, что способен продержаться несколько часов. Он просунул руки под Кэти и обнял ее плечи сзади, вбивая себя в нее; матрас под ними был тих, темнота подвала – нежна и радушна, как сердце матери. Поначалу Кэти обхватила его спину ногами, положила руки ему на плечи, но к тому времени, как он закончил, отбросила притворство и просто лежала под ним неподвижно, обратив один глаз на потолочные балки, а другим вглядываясь в черноту.
После он лежал рядом с ней, глядя вверх, на оборотную сторону своего дома. В подвале было холодно и воняло плесенью. Беспорядочный хлам долгой оседлой жизни возвышался над ними неаккуратными холмами – высокими черными тенями, взиравшими на них, словно собрание каких-то неведомых существ. Матрас под ними был с их собственной кровати; Шон решил спать с ней тут, внизу, если уж ей хотелось здесь быть. Три свечки собрались маленькой компанией в изголовье, не потому, что он подумал, будто это будет романтично – хотя ему казалось, что это так, – но потому, что он понятия не имел, где здесь розетки, в которые можно воткнуть светильник, и не хотел рисковать тем, что расстроит Кэти, включив голую лампочку на потолке. Свечное пламя, похоже, совсем ее не беспокоило; может, дело было только в солнце.
Он повернулся на подушке, чтобы взглянуть на Кэти, и провел рукой по всей длине ее тела. Оно было холодным на ощупь, холодным внутри и снаружи.
– Этот, другой свет тебя не беспокоит, да, милая?
Она тоже повернула голову, медленно, и посмотрела на него. Царапины отбрасывали уродливые тени на ее лицо в свечном свете.
– Ммм?
– Свет?
– …О, я тебя знаю, – сказала она с чем-то, похожим на облегчение, в голосе. – Ты человек, который оставил меня в воде.
Что-то холодное прошло по его телу.
– Что?
Кэти снова улеглась на спину, закрыла глаза и натянула простыню до подбородка. Она казалась удовлетворенной.
– На минуту я забыла, кто ты, но потом вспомнила.
– Ты помнишь ту ночь?
– Какую ночь?
– …Ты сказала, что я – человек, который оставил тебя в воде.
– Я посмотрела вверх и увидела тебя. Я чего-то боялась. Я думала, что ты поможешь, но потом ты ушел. Чего я боялась? Ты не знаешь?
Шон покачал головой, но глаза у нее были закрыты, и она его не видела.
