На первое, стоящее не на месте дерево мы наткнулись сразу за поворотом и одновременно остановились, настороженно рассматривая находку.
Кажется, когда-то это был страж. По крайней мере, узор на темно-коричневой коре позволял угадать в его структуре некогда надежный доспех. Из какого именно материала друиды создавали свое оружие, они не говорили, но я уже давно подозревала, что их одежда, как и доспехи, были в своем роде их частью. Проще говоря, друиды выращивали все необходимое прямо на себе. Или в себе. Не знаю, как правильно выразиться. А когда приходило время сменить форму, вместе с хозяином менялось все, что в этот момент было на нем или с ним.
Вот и этот друид обратился во всех смыслах этого слова полностью. В фигуре, воздевшей руки к потолку, еще можно было угадать человеческий силуэт. Отыскать покрывшееся древесными чешуйками лицо, широко распахнутые глаза, приоткрывшийся словно в удивлении рот. Вскинутые кверху и особым образом сведенные ладони чем-то напоминали жест, с которым «зеленые» обращались к дарующему им жизнь солнцу. Но вместо пальцев наверх уже тянулись покрытые свежей листвой веточки. И точно такие же ветви торчали сквозь одеревеневшую одежду. Тогда как вниз, в густой мох, прямо из сапог уходили толстые корни. И кажется, они даже сейчас продолжали расти, буравя землю и стремясь как можно прочнее там закрепиться.
При виде собрата Эйлинон потемнел лицом и прошел мимо. Рокхет, внимательно оглядев неприятную находку, тоже ускорил шаг. А я ненадолго задержалась, привстала на цыпочки и коснулась ладонью одеревеневшей щеки незнакомого стража.
Ответа не дождалась: друид ничего не почувствовал. С его твердых губ не сорвалось ни единого вздоха, он не дернулся, не показал, что вообще заметил мое присутствие, и даже руки-ветки не шелохнулись, словно ему действительно стало все равно.
– Бас? – настороженно позвал меня успевший нагнать владыку волк.
Я отступила от дерева и вздохнула:
– Да, уже иду.
После чего отвернулась и поспешила вслед за мужчинами, тщетно пытаясь понять, что же именно мне не понравилось в оставшемся позади друиде.
Еще через несколько минут на нашем пути попался еще один одеревеневший друид. Затем сразу двое, причем в таких позах, словно перед сменой формы они пытались преградить кому-то путь. Или, напротив, защитить кого-то от поразившей их самих напасти.
– Моя личная стража, – угрюмо пояснил владыка, осторожно раздвигая листву и протискиваясь между стеной и одним из стражей. – Они оказались более устойчивыми, чем большинство наших, но в конце концов тоже сдались. После этого я велел очистить дворец и разрешил остаться лишь тем стражам, кто этого захочет. Остались все. И они пока держатся. Но я не знаю, насколько хватит их силы воли и что будет, когда им тоже захочется уйти на покой.
С трудом продравшись сквозь густое переплетение ветвей, я оглянулась на загородивших коридор парней и снова вздохнула. А еще через полчаса, когда дорогу перегородило несколько тесно сросшихся деревьев, соизволила проворчать:
– Может, ты попробуешь открыть прямой путь? Тогда нам не придется прорываться к святилищу с боем?
– Здесь моя магия слабее, – прошелестел в ответ повелитель, прислонившись плечом к стене, и я, заподозрив неладное, быстро подошла.
– Эйл! – ахнула я, обнаружив, что цветом лица он стал похож на несвежий огурчик, а на его висках выступило несколько капелек древесного сока.
Владыка вымученно улыбнулся:
– Здесь везде стоит защита. На каждом повороте. В каждом зале. Но я постараюсь провести вас как можно дальше.
– Да ты с ума сошел!
– Нет. Без меня вы не доберетесь до места.
– Да плевать на него! – в голос рявкнула я. – Если понадобится, стены сломаем, огонь туда пустим, но чтобы ты… Рокхет, хватай этого нелюдя и живо тащи обратно!
– Нет, – голос друида внезапно окреп, и он властным жестом остановил шагнувшего к нему волка. – Нельзя. Сегодня последняя ночь, когда еще можно что-то изменить.
Я дернулась, как от удара:
– В каком смысле?
– Мои сородичи… они еще не ушли полностью. Какая-то часть их разума все еще жива. Я чувствую. Но если мы протянем хотя бы день, все будет кончено. Они растворятся в деревьях, и мы их уже не вернем. Я видел это, Бас, поэтому нам надо спешить. Прошу, помоги мне! Пожалуйста, не делай того, за что я буду себя потом проклинать!
Я рывком оторвала друида от стены и тихо выругалась, обнаружив, что за то время, пока он стоял к ней вплотную, из его плеча успело выстрелить в ту сторону несколько молоденьких побегов.
Это был скверный признак. Очень. Сила воли у владыки была, конечно, огромной, но даже она, похоже, начала сдавать. Причем я до сих пор не понимала причин. Сама чувствовала все ту же тоску, витающую в воздухе горечь, безысходность. Но не настолько сильную, чтобы принять ее за свою, а затем все бросить и, сложив лапки на груди, благополучно пойти ко дну.
Мне было всего лишь некомфортно в этой части дворца. Рокхету, судя по недовольной физиономии, тоже. А вот на друидов эта гадость действовала подобно кислоте – разъедала их душу, причиняла непонятные страдания. А еще я подметила мелькнувшую в зеленых глазах владыки тщательно скрываемую боль и поняла, что не хочу видеть ее там в еще большем количестве.
– Сколько ты выдержишь?
– Не знаю, – устало улыбнулся друид, дрожащими пальцами оборвав с себя некстати появившиеся веточки. – Я постараюсь снять защиту везде, где можно. Но для этого мне нужно до нее дотронуться.
Я откровенно заколебалась, а Эйлинон тем временем помотал головой и, с трудом выпрямившись, махнул в сторону коридора:
– Идемте.
– Эйл…
– Нет, Бас, не надо, – тихо попросил друид. – Я знал, на что иду. И если ты доберешься до святилища, то все еще можно будет исправить.
– Ты в этом уверен?
– Да, душа моя.
Я в третий раз вздохнула:
– Тогда пошли. Все равно ничего другого не остается.
* * *
Силы воли у повелителя хватило ровно на полчаса, после чего его зеленое величество остановился прямо посреди коридора и устало опустил плечи. При этом в его фигуре появилось столько обреченного смирения и так много невысказанной горечи, что я немедленно подскочила и скомандовала молчаливому волку:
– Хватай его на руки!
Оборотень, что удивительно, послушался, а друид даже пикнуть не успел, когда сильные руки оторвали его ноги от пола. Впрочем, волю к сопротивлению он тоже почти утратил, поэтому возражать какое-то время просто не мог. Я же тем временем придирчиво его оглядела. Без всякой жалости оборвала успевшие отрасти на его ладонях крохотные зеленые листочки. А когда заметила, что даже из-за голенищ сапог начинает выглядывать молоденькая листва, стащила с владыки сапоги и с отвращением оглядела покрытые твердой корой ступни.
