Я за долгие годы придумала для себя лишь один надежный способ решить эту проблему – долгий целительный сон, во время которого память как бы засыпает, и все плохое, что было, забывается. На протяжении месяцев или даже лет меня как бы даже не существует в полном смысле этого слова. Зато после пробуждения я чувствую себя обновленной. Можно сказать, отмытой, очищенной от прежних проблем, забот и тревог. Причем чем дольше длится сон, тем надежнее забывается прошлое. Тем меньше оно надо мной довлеет. И тем легче пережить потерю друзей, детей, возлюбленных, ибо во время сна не только память – старые эмоции тоже забываются. После чего я снова получаю возможность чувствовать, переживать, испытывать привязанности. И снова ощущаю себя живой.
Вот и на этот раз я крепко уснула, оставив своего зверя в одиночестве. Уснула со спокойной душой, прекрасно зная, что в мое отсутствие он не станет резать чужой скот, убивать без причин или разорять людские поселения. Мой зверь неглуп. Он, как всегда, будет соблюдать осторожность. И не разбудит меня до тех пор, пока я сама этого не захочу или же пока нам обоим не начнет угрожать серьезная опасность.
Конечно, среди смертных в очередной раз поползут слухи о разгуливающем в лесах порождении ночи, сильно смахивающем на гигантского баскха. Потом какой-нибудь охотник с благоговением сообщит, что встретил в лесу живое воплощение богини Кхеметт. Потом громадного зверя увидит или решит, что увидел, кто-то еще. Еще через какое-то время в храмы потянутся верующие с вопросами, просьбами и мольбами. Но жрецы, как и раньше, будут хранить загадочное молчание. До тех пор, пока я не разрешу им просветить взволнованную паству или же пока кто-то из прихожан не принесет наглядное доказательство того, что загадочный зверь действительно существует.
Помнится, в далекие-предалекие времена, когда Кхеметт еще не почитали как младшую богиню, на моего зверя даже облавы устраивали. Однажды каким-то чудом смогли загнать в угол и всерьез намеревались убить. Но, на счастье нападавших, та ночь тогда была лунной. Я успела проснуться и перекинулась прямо на глазах у обомлевшей толпы. Да еще Иллари, заметив непотребство, надумала вмешаться. И вот с тех пор в людских головах прочно засело почтение к живому воплощению ее гнева, которое, как водится, вскоре тоже решили обожествить.
Хотя один положительный момент во всем этом все-таки был – охоту на баскхов полностью прекратили. А когда к делу подключились друиды, пообещав отомстить за каждую убиенную кошку, нам стало совсем хорошо. И теперь, если уж баскх умирал, это происходило либо по его собственной глупости, либо же от естественных причин, что меня, как мать, не могло не радовать. А любимцев Иллари стали называть не «гневом богини», а ее «милостью», искренне веря, что рядом с тем местом, где поселится чистокровный баскх, на долгие годы воцарятся мир, покой и процветание…
Правда, на этот раз мой сон был довольно поверхностным и беспокойным, как если бы забравшегося в непроходимые лесные дебри зверя что-то тревожило. То ли мысль, то ли запах, то ли человек. Несколько раз мне даже казалось, что надо проснуться. Но зверь всякий раз отступал, не рискуя меня потревожить, и я снова засыпала, оставляя возникшие проблемы на него.
Быть может, поэтому, а может, и еще по какой причине, но выспаться как следует мне так и не удалось. В один из дней настойчиво стучащаяся в мою голову мысль стала особенно сильной, игнорировать ее больше не было возможности, поэтому я с неохотной открыла глаза и выбралась из своей норы, сменяя ушедшего в тень зверя.
Снова принимать бразды правления и занимать оставшееся без хозяина тело было непривычно. Но неловкое ощущение быстро прошло, и вскоре я осознала себя в кошачьей форме. Целой и невредимой. Немного уставшей, как после долгой дороги. Почему-то стоящей посреди незнакомой поляны и настороженно озирающейся в поисках возможных врагов.
Хм.
Кажется, меня не было довольно долго: засыпала я в середине лета, а сейчас от леса ощутимо пахло весной. Деревья уже успели стряхнуть с себя снежные шапки и покрыться нежно-зеленой листвой. Виднеющиеся неподалеку кусты вовсю радовали глаз первыми распускающимися бутонами. Изумрудная, совсем недавно пробившаяся из-под земли трава ненавязчиво ласкала шерстинки на моих лапах. И во всей округе не было ни единого намека, что мне угрожает опасность.
Ну?
И зачем, спрашивается, ты меня разбудил?
Неожиданно из кустов раздался писк, и оттуда, неуклюже переставляя лапы, выбрался невесть откуда взявшийся котенок. Совсем еще мелкий, года два примерно, если ориентироваться на человеческий возраст. Он дотопал до меня и устало брякнулся на попу, подняв наверх удивленный взгляд ослепительно-синих глаз.
Хм.
Это не баскх. Скорее всего, полукровка. Очаровательная маленькая кошечка с густым белым мехом и удивленно разинутой пастью уставилась на громадную меня.
Кто ты, кроха?
Я опустила морду и обнюхала озадаченно фыркнувшую малышку.
Пахнешь вкусно. И почему-то очень-очень знакомо!
– Мама! – встревоженно окликнули меня с другой стороны поляны.
Я лизнула мелкую в нос и неторопливо подняла голову.
Лори?
Надо же, какое совпадение. Интересно, каким ветром меня занесло в окрестности становища белых котов? И почему мой собственный сын смотрит на меня с такой тревогой?
– Мама? – настороженно повторил Лори, не торопясь подходить ближе. Напряженный донельзя. Обнаженный, словно только-только сменил форму и был готов снова принять кошачью ипостась. За его спиной кто-то маячит. Гм. Вероятно, подруга. Такая же неодетая и явно встревоженная. Ах да, вот же ее запах – совсем я со сна туго соображаю. Кстати, приятный запах – легкий, ненавязчивый. Правда, к нему примешивается ощутимый привкус страха, но оно и понятно – рядом со мной избранница сына кажется совсем маленькой и хрупкой. Не зря Лори так настойчиво оттеснил ее назад и даже сейчас придерживает за руку, не позволяя кинуться на защиту дочери.
Да, все правильно: малышка пахнет ими обоими. Вероятно, дочка. Совсем еще крохотная, даже не сознающая себя оборотнем, иначе давно бы перекинулась и убежала. Но она ведь должна была родиться к весне, разве нет?
Я снова посмотрела на жмущуюся к моим лапам кошечку.
Да. К весне. Но, вероятно, не к этой.
Сколько же я тогда зверем пробегала?
– Мама… – в третий раз позвал меня сын, и я тряхнула головой, одновременно меняя форму. Малышка при виде столь резкого преображения удивленно пискнула, но испугаться не успела, потому что я быстро подхватила ее на руки и, прижав к груди, ласково чмокнула в розовый нос.
– Ну, здравствуй, кроха.
– Пфф, – фыркнула белоснежная малышка, внимательно рассматривая меня синими глазенками. Затем потянулась вперед, обнюхала и успокоенно ткнулась мордочкой в мою шею: от незнакомой тети-кошки пахло почти как от папы. А значит, бояться нечего. Да и инстинкты твердили, что «тетя», несмотря ни на что, своя.
