– Мы прибыли, – сказал Тим неожиданно хриплым, каркающим голосом.
Барбро даже не поняла, как он слез с коня, держа ее на руках. Теперь она стояла рядом с ним и вдруг заметила, что его качает.
– Тебе плохо? – со страхом спросила она и схватила Тима за руки, оказавшиеся вдруг холодными и грубыми на ощупь.
Самбо куда-то исчез. Барбро заглянула под капюшон: здесь гораздо светлее, и она разглядит его лучше… Но лицо Тима оставалось расплывчатым и изменчивым.
– Что-то не так… Что происходит?..
Тим улыбнулся. Неужели это та самая улыбка, которую она так обожала?
– Я… Мне надо идти, – выговорил Тим с трудом и так тихо, что она едва расслышала. – Наше время еще не пришло.
Он высвободился из ее объятий и оперся на фигуру в капюшоне, возникшую вдруг рядом. У голов обоих вилось нечто смутное и туманное.
– Не смотри, как я ухожу обратно в землю, – молил Тим. – Это моя смерть… Скоро придет наше время… Вон наш сын!
Барбро не могла не обернуться. Она упала на колени, расставив руки, и Джимми врезался в нее, словно теплое, живое пушечное ядро. Барбро ерошила ему волосы, целовала шею, смеялась, плакала, лепетала какие-то глупости. Это был не призрак, не воспоминание, которое исчезнет, едва она отвернется.
Барбро беспокойно перебирала в уме всяческие беды, которые могли выпасть на долю Джимми – голод, болезни, страх, – и не находила никаких признаков. Сады вокруг исчезли, но это уже не имело никакого значения.
– Я так скучал по тебе, мама. Ты останешься?
– Я заберу тебя с собой, золото мое.
– Останься. Здесь весело. Я тебе все покажу. Но ты обязательно оставайся.
Словно вздох, пронесся в сумерках порыв ветра. Барбро встала, и Джимми вцепился в ее руку. Перед ними стояла Царица. Высокая, очень высокая, в наряде, сотканном из северного сияния, в короне из звезд и гирляндах из цветов-недотрог. Позой она напоминала Венеру Милосскую, чье изображение Барбро часто видела на землях людей, но Царица выглядела несравненно красивее, и гораздо больше величия чувствовалось в ее осанке и сине-черных глазах. Снова восстали вокруг сады, воскресли придворные, вознеслись к небу высокие шпили.
– Добро пожаловать, – произнесла Царица, словно пропела. – Навсегда.
Но, переборов страх, Барбро ответила:
– Праматерь Лун, отпусти нас.
– Этому не бывать!
– Отпусти нас в наш мир, маленький, но любимый, – молила Барбро, словно в полусне. – Мир, который мы построили для себя и которым дорожим ради наших детей.
– К дням заточения, к ночам, полным горести, к работе, которая рассыпается в пальцах, любви, которая превращается в гниль или мусор, к потерям, к печали, к единственной уверенности, что впереди ничего не будет? Нет. Ты, которая будешь зваться отныне Странницей, тоже возрадуешься, когда знамена Северного Мира вознесутся над последним городом человека, и человек наконец оживет. А теперь иди с теми, кто будет тебя учить.
Царица ветров и тьмы подняла руку, призывая слуг, но вдруг замерла, и никто не явился на ее зов.
На фоне тихого шелеста фонтанов и мелодичной музыки нарастал свирепый рев. Метнулось пламя, где-то загрохотало, и придворные бросились врассыпную перед стальным чудовищем, взбиравшимся на скалу. Пэки испуганно взмыли в воздух и скрылись из виду. Никоры один за другим кидались навстречу машине и падали сраженные, пока Царица не закричала, чтобы они остановились.
Барбро повалила Джимми на землю и закрыла собой. Башни замка закачались и растаяли как дым. Под леденящим светом лун остался голый склон горы: камни, расселины, а чуть дальше – ледник, в прозрачной глубине которого пульсировало голубое отражение северного сияния. На вертикальной стене скалы чернел вход в пещеру. Древние с криками бросились в темный проем, ища спасения под землей. Бежали все: люди и гротескные создания вроде пэков, никоров и призраков, но больше всего было худощавых чешуйчатых существ с длинными клювами и длинными хвостами.
Джимми плакал, прижимаясь к груди Барбро, – может быть, от страха, а может, оттого, что растаяло очарование сказочного мира. На мгновение Барбро даже стало жаль Царицу. Та осталась теперь одна и стояла совершенно нагая. Но затем она тоже бросилась бежать, и мир вокруг Барбро рухнул.
Пулеметы смолкли, машина с лязгом остановилась. Из кабины выпрыгнул юноша и закричал во весь голос:
– Тень Сновидения, ты где? Это я, Погонщик Туманов! Иди сюда!
Только потом он сообразил, что приехавший с ним человек не понимает его слов, но продолжал кричать, пока девушка не выбралась из кустов, где спряталась с самого начала атаки. Некоторое время они молча смотрели друг на друга сквозь дым и пыль, пронизанные лунным светом. Затем девушка бросилась вперед.
А из кабины донесся еще один голос:
– Барбро! Скорее!
В Рождественской Посадке был день. Короткий в это время года, но все же день – с солнцем, голубым небом, белыми облаками, сверкающей водой, соленым ветром на улицах и организованным беспорядком в гостиной Шерринфорда.
Он долго перекладывал одну ногу на другую, тянул трубку, словно хотел поставить дымовую завесу, и наконец спросил:
– Ты уверена, что уже поправилась? Тебе не следовало излишне волноваться.
– Не беспокойся, все хорошо, – ответила Барбро Каллен, хотя голос ее оставался бесцветным. – Усталость, конечно, еще чувствуется, и, наверно, это заметно. Но ничего удивительного тут нет: за одну неделю от такого трудно оправиться. Однако я встаю, хожу. И, честно говоря, прежде чем осесть и начать набираться сил, мне не терпелось узнать, что случилось там и что происходит сейчас. Ни в прессе, ни по телевидению ничего не было.
– Ты с кем-нибудь говорила о нашей экспедиции?
– Нет. Посетителям я просто отвечала, что слишком устала и не могу разговаривать. Не очень веселая жизнь. Но я решила, что для секретности есть какие-то причины.
Шерринфорд вздохнул с облегчением.
– И правильно. Это по моей просьбе. Ты можешь представить себе, что произойдет, если все станет известно широкой публике прямо сейчас? Власти согласились, что нужно изучить факты, обдумать, обсудить их в спокойной обстановке и выработать какую-то программу, которую можно будет предложить населению Роланда. Иначе все просто свихнутся. – Он едва заметно улыбнулся. – А кроме того, и тебе, и Джимми надо привести нервы в порядок перед началом журналистского штурма. Как он там?
– Он-то ничего. По-прежнему пристает, чтобы мы отправились играть с его друзьями в Прекрасный Замок. Но в таком возрасте… Это пройдет. Он забудет.
– Возможно, он еще встретит своих друзей.
– Что? Мы… – Барбро чуть подвинулась в кресле. – Знаешь, я тоже забыла. В памяти почти ничего не осталось о последних часах. Мы привезли с собой кого-нибудь еще из похищенных?