Но так бывает не всегда. Кто-то объясняет это изначальным грехом, кто-то кармой, кто-то всего лишь присущими нам ошибками… Так или иначе, общества иногда могут вступать в конфликт. В таких случаях надо договариваться. И здесь существенна равность – равная способность уничтожать, да и другие, более высокие способности. Я не говорю, что это хорошо; я просто отмечаю это. Вы собираетесь стать частью орудия, которое дает Земле и Союзу эту способность.
Любое орудие может быть использовано не по назначению. Молотком можно забить гвоздь или разнести череп… Но то, что вы военные и подчиняетесь военной дисциплине, не освобождает вас от ответственности гражданина.
Война – не конец, а продолжение политики. Самые кошмарные преступления совершались тогда, когда это забывали. Ваш офицерский долг – долг слишком высокий и сложный для занесения в Устав – помнить…»
Вероятно, в своей основе я лишен чувства юмора. Я люблю хорошие шутки, не прочь повеселиться на вечеринке, в группе меня ценили за забавные стишки, но к некоторым вещам я не могу относится иначе чем сверхсерьезно.
Например, к шовинизму. Я не могу выносить слово «джанго», как не мог бы выносить слово «ниггер» несколько столетий назад. (Как видите, я неплохо знаю историю. Мое хобби, да и способ коротать время среди звезд.) Это мне припомнили на суде. Том Дир присягнул, что я хорошо отзывался о Морвэйне. В трибунале были честные люди, ему сделали замечание, но, Том, ты же был моим другом. Или нет?
Позвольте мне просто рассказать, что произошло. Мы заправлялись на Асфаделе. Асфадель! (Да-да, я знаю, это целый мир, с ледяными шапками, пустынями и вонючими болотами, но говорю я про тот кусочек, который мы, люди, сделали своим в те славные дни, когда ощущали себя хозяевами Вселенной.) Белоснежные горы, подпирающие васильковое небо; шумные птичьим говором долины, пестрящие цветами; маленькие веселые города и деревушки… Но то был уже разгар войны; здания пустовали, скрипели на ветру двери, гулко раздавалось эхо шагов… Вечерами светили звезды, принадлежащие врагу. То и дело прокатывался гром – это эвакуировалось население. Асфадель пал через два месяца.
Мы сидели в заброшенном баре – Том и я – и, нарушая инструкции, хлестали спиртное. С тоскливым воем пробежала сбитая с толку голодная собака.
– Будь они прокляты!.. – вскричал Том.
– Кто? – спросил я, наливая. – Если ты имеешь в виду недоносков из Службы расквартирования, то полностью с тобой согласен. Но не слишком ли большую работу ты взваливаешь на Всевышнего?
– Сейчас не время шутить, – отозвался он.
– Напротив, больше ничего не остается, – ответил я.
Мы только что узнали о гибели Девятого Флота.
– Джанго, – яростно процедил Том. – Грязные, мерзкие извращенцы.
– Морвэйн, ты хочешь сказать, – поправил я. Я тоже был пьян, иначе пропустил бы его слова мимо ушей. – Они не грязные. Они еще щепетильнее, чем мы. Сора в их городах не увидишь. Они трехполые, выделяют клейкий пот и имеют кошачью походку, но что с того?
– Что с того? – он занес кулак. Лицо его исказилось, побелело, лишь ярко горели лихорадочные пятна на щеках. – Они собираются завладеть Вселенной, а ты спрашиваешь, что с того?!
– Кто говорит, что они собираются завладеть Вселенной?
– Ход событий, ты, идиот!
Я не мог ответить прямо и произнес, напряженно подыскивая слова, как бывает на определенной стадии опьянения:
– Планеты земного типа встречаются редко. Их интересует то же, что и нас. Территориальные споры привели к войне. Они заявили, что их цель – сбить с нас спесь, точно так же, как наша – сбить спесь с них. Но они ничего не говорили о том, чтобы сбросить нас с планет, – с большинства планет, которые мы уже занимаем. Это было бы слишком дорого.
– Им стоит лишь вырезать колонистов!
– А мы бы вырезали – сколько там? – около двадцати миллиардов и у нас, и у них, – мы бы вырезали такое количество разумных существ?
– Я бы с удовольствием, – процедил Том сквозь зубы. – Эти чудовища, – добавил он шепотом, – под шпилями Оксфорда…
Что ж, для меня это будут чужаки, шагающие по земле Вайоминга, где вольные люди некогда гнали скот под щелканье бичей; для Ивасаки – демоны перед Буддой в Камакуре…
– Они образуют правительство, если победят, – сказал я, – и кое о чем мы научимся думать по-иному. Но знаешь, я встречался с некоторыми из них до войны и довольно близко сошелся – так вот, им очень многое в нас нравится.
Некоторое время он сидел не двигаясь, как будто застыв в столбняке, затем выдохнул:
– Ты хочешь сказать, что тебе наплевать, кто победит?
– Я хочу сказать, что надо смотреть правде в глаза, – произнес я. – Мы должны будем приспособиться, чтобы сохранить как можно больше… если они победят. Мы можем оказаться полезными.
Тут он меня ударил.
А я не ответил. Я просто вышел в противоестественно чудесный день и оставил его плачущим. О происшедшем мы впредь не говорили и работали вместе с подчеркнутой вежливостью.
Он присягнул, что я хотел стать коллаборационистом.
Элис, ты когда-нибудь понимала, за что шла война? Ты сказала «до свидания» с почти невыносимой для меня храбростью, и в единственный мой за пять лет земной отпуск мы слишком НЕЛЬЗЯ, НЕЛЬЗЯ, НЕЛЬЗЯ.
Когда я уезжал, шел дождь. Земля, еще черная после зимы, грязные кучи талого снега, низкое небо, словно какая-то зловещая серая крыша, щупальца тумана, опутывающие мой дом… Но я все равно видел – очень далеко – то плато, куда собирался взять когда-нибудь сына на охоту. Мелкие капли у тебя в волосах… Я слышал журчание ручья, вдыхал влажный воздух, ощущал твое тело и жесткий комок в желудке.
Надеюсь, ты найдешь себе другого. Это может быть непросто; это будет непросто, если я тебя знаю. Ты жена предателя, но слишком чиста для этих Братьев, которые, как стервятники, будут виться вокруг. Но кто-нибудь из Космических войск, вернувшийся на ставшую незнакомой Землю…
Да, я ревную. Вот только странно – не к словам «я люблю тебя», которые ты шепнешь в темноте. А к тому, что он станет отцом Джин и Бобби. Не оправдывает ли это Друзиллу (и других, бывало), если я никогда не сомневался в твоей верности?
Однако предполагается, что я должен объяснить нечто, считающееся несравненно более важным. Дело только в том, что все это настолько просто, что я не понимаю, зачем нужен психограф.
Сферы наших интересов пересекались задолго до войны. «Пограничный конфликт» – неудачный термин; Вселенная слишком велика для границ. Они основали преуспевающую колонию на второй планете ГГС 421387, промышленность ее превалирует над всей системой. И эта планета всего в пятидесяти световых годах от Земли.
Свара началась значительно дальше. Савамор – так мы называли спорную планету, ибо человеческая гортань не в состоянии передать ту особую музыку, – был под их протекцией. Они должны были защищать его, что связывало значительные силы.
