– Что ж… вы же понимаете, что это не в моей компетенции, – псионик отвел глаза и уставился на ничем не примечательный циферблат прибора, – однако я слышал что-то о… Ладно, да, были попытки воздействия в крайних, патологических случаях… чтобы принудительно избавить пациента от иллюзий…
– И это не сработало, – сказал Англси. Он засмеялся. – Это не работает даже с детьми, что уж говорить о взрослых, уже сложившихся личностях. Вы ведь согласны, что потребовалось долгое десятилетие настроек и исправлений, прежде чем машина была отлажена настолько, что психиатр мог «слушать», да и просто отличать свои мысли от мыслей пациента. Но даже в этом случае помехи, накладываемые собственным сознанием, не давали возможности четко изучать объект исследования. Машина должна автоматически компенсировать различия между людьми. И мы до сих пор не способны преодолеть различия между видами.
Если кто-то готов к сотрудничеству, можно предпринять очень осторожную попытку управления его мыслями. Вот и все. А если вы попытаетесь получить контроль за чужим разумом, за которым стоит уже накопившийся опыт, собственное сознание, то можете поплатиться своим драгоценным рассудком. Мозг другого существа инстинктивно начнет сопротивляться. Личность полностью развитого, повзрослевшего, набравшегося опыта человека слишком сложна для внешнего управления. У нее столько собственных ресурсов, столько их всего в подсознании, к которому она может прибегнуть за помощью, если почувствует, что ее умственной целостности что-то угрожает. Мы не можем контролировать свое сознание, что уж говорить о сознании других людей или существ!
Полная пафоса тирада Англси резко оборвалась. Он сидел, уставившись на приборную панель, постукивая по консоли своей механической няньки.
– Итак? – сказал Корнелиус через некоторое время.
Возможно, ему не следовало ничего говорить. Однако молчать было неимоверно трудно. Здесь и так слишком много безмолвия – полмиллиарда миль отсюда и до самого Солнца. Закрываешь рот – и через считаные минуты тишина начинает расползаться повсюду, как туман.
– Итак, – ухмыльнулся Англси, – наш псевдоюпитерианец Джо обладает мозгом взрослого существа. И единственная причина, по которой я могу им управлять, заключается в том, что этот мозг просто не имел ни малейшей возможности стать личностью. Я и есть Джо. С момента «рождения» его сознания я был рядом. Пси-лучи передают мне все данные о его чувствах и отсылают обратно импульсы моих двигательных нервов. Тем не менее у него превосходный мозг, клетки которого словно губка впитывают весь получаемый опыт, как и мозг человека вроде меня или вас; а топография его синапсов стала повторять, если можно так выразиться, мой «склад личности».
Если кто-то попытается взять над ним контроль, то это будет равнозначно попытке выгнать меня самого из моего мозга. А это сделать невозможно. Вне всяких сомнений, у него имеются только рудиментарные воспоминания, взятые от Англси. Я, к примеру, не повторяю тригонометрические теоремы, когда управляю им, однако даже того, что есть, достаточно, чтобы стать неповторимой личностью.
Сказать по правде, когда он просыпается, всегда есть небольшой промежуток времени, минуты две-три, прежде чем я чувствую изменения, используя свои обычные пси-навыки, а когда настраиваю шлем-усилитель, то ощущаю даже некоторое противодействие. Даже, можно сказать, сопротивление, пока его ментальные токи не выровняются относительно моих. Одни только сновидения стали качественно новым опытом для… – Англси даже не подумал закончить предложение.
– Понятно, – пробормотал Корнелиус. – Да, все вполне понятно. На самом деле просто удивительно, что вы смогли установить такой полноценный контакт с существом, имеющим настолько чужеродный метаболизм.
– Все скоро закончится, – голос оператора был полон сарказма, – если только вы не сумеете устранить причину выгорания этих К-ламп. Мои запасы запчастей весьма невелики.
– У меня есть некоторые предположения, – сказал Корнелиус, – но мы так мало знаем о передаче пси-лучей: является ли скорость неограниченной или же просто очень высокой, действительно ли мощность луча не зависит от расстояния? И что насчет возможных последствий передачи, предположим, после прохождения через вырожденную материю ядра Юпитера? Боже правый, мы ведь говорим о планете, где вода является тяжелым минералом, а водород – металлом! Что мы вообще об этом знаем?
– Но нам нужно найти причину, – отрезал Англси. – Именно ради этого был затеян весь проект. Знания. Что за чушь! – он едва не сплюнул на пол. – Очевидно, то немногое, что мы узнали, даже не стало достоянием широких масс. Там, где живет Джо, водород все еще остается газом. Придется углубиться вниз на несколько миль, чтобы найти его в твердом состоянии. И от меня ждут научного анализа состояния юпитерианской окружающей среды!
Корнелиус ждал, пока Англси закончит бушевать, а пока вернулся мыслями к проблеме вибрации К-ламп.
– Они там ничего не смыслят на Земле. Да и здесь тоже. Иногда мне кажется, что они просто отказываются понимать. Там внизу у Джо нет практически ничего, кроме своих рук. Он, я… Мы мало что знали, может, только понимали, что локальные формы жизни можно употреблять в пищу. Ему приходится почти все время охотиться, чтобы добыть еду. Просто чудо, что ему удалось выжить в эти несколько недель, построить себе жилище, изучить регион обитания, начать заниматься металлургией, гидрургией, не знаю даже, как это назвать. Чего они еще от меня хотят, чтобы я бесконечно ныл и жаловался?
– Да-да, – бормотал Корнелиус. – Да, я…
Англси поднял свое белое тонкокостное лицо. Его глаза как будто затянуло патиной.
– Что… – начал Корнелиус.
– Тихо! – Англси резко развернул кресло, схватил шлем и мигом натянул его на голову. – Джо просыпается. Убирайтесь отсюда.
– Но если я буду работать, только когда он спит, то как смогу…
Англси зарычал и швырнул в него гаечным ключом. Бросок был слабым даже при низкой силе тяжести. Корнелиус попятился к двери. Англси настраивал свой эсопроектор. Внезапно он дернулся.
– Корнелиус!
– Что там? – псионик бросился было назад, поскользнулся и едва не врезался в панель.
– Снова К-лампа, – Англси сорвал с себя шлем. Скорее всего, ему было неимоверно больно, ведь он концентрировал в себе умственное усилие, которое значительно усиливалось аппаратурой, однако он ничем не выдал своих чувств: – Замените ее. Быстро. А затем оставьте меня. Джо проснулся не один. Что-то забралось в мою землянку, я в опасности!
День выдался не из легких, и Джо крепко спал. Он не проснулся, пока чьи-то руки не сомкнулись на его горле.
Мгновение он не испытывал ничего, кроме накатившей волной паники. Подумал, что каким-то образом вернулся на земную станцию и парил при нулевой силе тяжести на конце кабеля, любуясь на распростертую перед ним планету в окружении тысячи ледяных звезд. Он подумал, что большая двутавровая балка оторвалась от причала и полетела на него – медленно, но со всей инерцией своей холодной многотонной массы, вращаясь и сверкая в свете Земли; и единственный звук, который был здесь различим, – это собственный бесконечный крик в шлемофоне. Он пытался оторвать от себя кабель, когда балка очень нежно коснулась его, и он стал двигаться вместе с ней, пока она не прижала его к стене станции, не вошла своим стальным рылом в изуродованный скафандр, который тут же начал заделывать разрывы пеной, смешивая ее с кровью, его, Ангсли, кровью.
