Этот же выглядел вполне безобидным. Он плелся по черному песку и казался совершенно безоружным, так что я даже удивился, что же с ним произошло. Крупный, странно одетый мужчина – на нем была куртка, штаны и ботинки, как и у любого человека, однако весьма любопытного кроя, а штаны в нижней части у него удерживались гетрами, а не ремешками. И я никогда раньше не видел такого странного шлема: он был практически квадратным, спускался вниз, чтобы защитить шею, но на нем не было никакой защитной планки для носа, а на голове он удерживался с помощью кожаного ремешка. И уже совсем трудно поверить в то, что шлем не был металлическим, однако же представлял собой цельнолитой кусок!
Когда он нас увидел, то побежал хромающей походкой, замахал руками и что-то закричал. Этот язык я никогда раньше не слышал, хотя много где бывал. Он больше походил на собачий лай. Я видел, что он хорошо выбрит, коротко пострижен, так что его можно было принять за франка. Он был довольно молод, красив, с голубыми глазами и обычными чертами лица. По его коже я смог понять, что большую часть времени он проводил не на открытом воздухе, однако сложен он был основательно, как взрослый мужчина.
– Может, он выжил после кораблекрушения? – спросил Хельги.
– Его одежда сухая и без разводов, – сказал я, – и бродит он здесь недолго, на его щеках еще нет щетины. Однако я ничего не слышал о каких-либо странниках, остановившихся в наших краях.
Мы опустили оружие, он подошел, пытаясь перевести дух. Я увидел, что его очень плотная куртка и рубашка под ней были не завязаны на шнурки, а застегнуты на пуговицы, казалось, сделанные из костей. Вокруг шеи была повязана полоска ткани, уходившая под куртку. Все одежда – коричневых оттенков. А ботинки казались новыми, очень хорошо выделанными. В некоторых местах его куртки виднелись кусочки латуни, а на каждом рукаве – по три сломанных полоски; а также черная ткань с белыми буквами, такие же буквы были на его шлеме. Это были не руны, а римские буквы «MP»
[51]. Его ремень был весьма широк, а в чехле на бедре висела напоминающая дубинку штуковина из металла, а также настоящая дубинка.
– Это, должно быть, чернокнижник, – прошептал мой карл Сигурд, – иначе зачем на нем все эти знаки?
– Может, это украшение или защита от колдовства, – успокоил я его. Затем обратился к страннику: – Меня зовут Оспак Уллссон из Больстада. Что ты здесь делаешь?
Он стоял, тяжело дыша и уставившись на нас взглядом безумца. Должно быть, он много пробежал. Затем он застонал, опустился на землю и закрыл лицо руками.
– Он… он болен, лучше нам отвести его в дом, – сказал Хельги. Его глаза заблестели, ведь совсем не часто мы видели в этих краях новых людей.
– Нет… нет… – странник посмотрел на нас, – дайте мне немного отдохнуть.
Он достаточно сносно говорил на северном языке, хотя и с очень сильным акцентом, который можно было понять лишь с большим трудом, и использовал много иностранных слов, неизвестных мне.
Другой карл – Грим – потряс копьем:
– Когда высадились викинги? – спросил он.
– А когда вообще викинги заходят в Исландию? – хмыкнул я. – Обычно все наоборот.
Приезжий замотал головой, как будто его ударили. Охваченный дрожью, он поднялся на ноги.
– Что случилось с городом? – спросил он.
– Каким городом? – спросил я.
– Рейкьявик! – застонал он. – Где Рейкьявик?
– Пять миль к югу, откуда ты явился, если только ты не имеешь в виду сам залив, – сказал я.
– Нет! Там было лишь побережье да пара ветхих лачуг и…
– Лучше бы Ялмару Широконосому никогда не услышать, как ты отзываешься о его деревне, – посоветовал я.
– Но там был город, – закричал он. В его глазах сверкнула ярость. – Я переходил дорогу, началась гроза, затем раздался гром, после чего я оказался на берегу, а город пропал!
– Он сумасшедший, – сказал Сигурд, пятясь назад. – Будьте осторожны, если у него изо рта пойдет пена, значит, это берсерк.
– Кто вы? – невнятно забормотал странник. – И что вы делаете в этой странной одежде? Зачем эти копья?
– По-моему, – сказал Хельги, – он не похож на сумасшедшего. Просто испуган и растерян. С ним случилось какое-то зло.
– Я не буду стоять рядом с проклятым человеком! – взвизгнул Сигурд и ринулся прочь.
– Вернись! – заорал я. – Вернись туда, где стоял, или я размозжу твою вшивую башку!
Это остановило его, так как у него не было родича, который смог бы отомстить за убийство, однако приближаться не стал. Тем временем странник перестал сверкать глазами и заговорил ровным голосом.
– Что это было, атомная бомба? – спросил он. – Началась война?
Сейчас я могу сказать, что он частенько использовал эту фразу – «атомная бомба», хоть и не понимаю, что она означает. Видимо, это какая-то разновидность греческого огня. Что касается войны, то я понятия не имел, о чем он, так ему и сказал.
– Прошлой ночью действительно была страшная гроза, – добавил я. – И ты говоришь, что тоже попал в нее. Возможно, молот Тора выбил тебя с того места, где ты находился, поэтому ты и попал сюда.
– Сюда – это куда? – спросил он. Теперь, когда первый страх прошел, в его голосе появилось уныние.
– Я уже сказал тебе. Это моя земля на холмах, что в Исландии.
– Но я там и был, – лепетал он. – Рейкьявик, что с ним случилось? Атомная бомба все уничтожила, когда я валялся без сознания?
– Ничего не было уничтожено, – ответил я.
– Возможно, он имеет в виду пожар в Олафсвике месяц назад, – сказал Хельги.
– Нет, нет, нет! – он закрыл лицо руками. Затем поднял голову и произнес: – Послушайте! Я сержант Джеральд Робертс с базы Вооруженных сил США в Исландии. Я был размещен в Рейкьявике, а потом меня ударила молния или что-то вроде того. Внезапно я оказался на пустом побережье, испугался и побежал. Вот и все. Теперь скажите мне, как вернуться обратно на базу.
Я более-менее точно попытался передать его слова, священник. Конечно, мы не поняли и половины того, что было сказано, поэтому он повторил это еще несколько раз и попытался объяснить значения слов. Но даже потом мы ничего не понимали, кроме того, что он прибыл из какой-то страны под названием «Соединенные Штаты Америки», которая лежала далеко на западе за Гренландией, и что он и некоторые другие люди находились в Исландии, чтобы помочь нашим людям сражаться с врагами. И вот это я совершенно не посчитал ложью, скорее ошибкой или игрой воображения. Грим хотел было прирезать его за то, что он посчитал нас глупцами, готовыми поверить первому встречному, но я-то видел, что человек действительно верит в то, что говорит.
Попытка объяснить нам то, что с ним произошло, успокоила его.
