Я понял, что хорошо бы было всех подбодрить, и приказал выкатить бочку моего лучшего и самого крепкого эля. Видно, злая норна
[56] заставила меня так поступить, но ни один человек не в силах избежать предопределенной ему судьбы. Мы были голодны, поэтому, когда опустошили бокалы, эль сильно ударил в голову. Я помню, что декламировал предсмертную песнь Рагнара Кожаные Штаны
[57] – без особой причины, просто потому, что мне так захотелось.
Торгунна встала рядом с сидевшим на земле Джеральдом. Я видел, как она, едва касаясь, гладит его волосы. Видел это и Кетиль Ялмарссон.
– А в вашей земле ведь тоже есть какие-то песни? – спросила она.
– Они не похожи на ваши, – ответил он, подняв голову, чтобы взглянуть на нее. Так они и смотрели друг на друга, не отрывая взгляда. – Мы поем, а не монотонно читаем нараспев. Хотел бы я, чтобы здесь была гитара… Это что-то вроде лиры.
– А! Ирландский бард, – сказал Ялмар Широконосый.
Как ни странно, я очень хорошо помню улыбку Джеральда и то, что он сказал на своем языке, хотя и не знаю значения этих слов: «Только по батюшкиной стороне, бегорра
[58]», – предполагаю, что это была магия.
– Ну хорошо, тогда спой для нас, – попросила Торгунна.
– Дайте подумать, – ответил он. – Мне нужно перевести все на скандинавский язык, чтобы вы поняли.
Через некоторое время, глядя на ночном ветру в глаза моей дочери, он начал свою песню. Пелась она примерно так:
Говорят, покидаешь долину,
Не забуду твой взгляд и твой смех,
Без тебя не взойдет больше солнце,
Что грело меня столько лет…
[59]Дальше не помню, но там было что-то неприличное.
Когда он закончил, Ялмар и Грим пошли проверить, готово ли мясо. Я видел, как слезы блеснули в глазах моей дочери.
– Такая красивая песня, – сказала она.
Кетиль выпрямился. Свет пламени разукрашивал его лицо дикими боевыми оттенками. В его тоне слышалась юношеская обида:
– Вот мы и узнали, на что способен этот человек: сидеть и сочинять красивые песенки для девушек. Держи его в своем доме только для этого, Оспак.
Торгунна побледнела, а Хельги положил руку на меч. Я видел, как лицо Джеральда помрачнело. Он сказал:
– Так нельзя говорить с добрыми людьми. Возьми свои слова обратно.
Кетиль встал.
– Нет, – сказал он. – Я не буду просить прощения у бездельника, объедающего честного землевладельца.
Он был вне себя от ярости, однако ему хватило ума не оскорблять вместе с Джеральдом и мою семью. В противном случае ему и его отцу пришлось бы биться с нами четырьмя. Джеральд тоже поднялся, сжав кулак, и сказал:
– Давай отойдем от костра и выясним отношения.
– С радостью! – Кетиль повернулся и, отойдя на несколько ярдов вниз по берегу, вытащил свой щит из лодки. Джеральд последовал за ним. Торгунна стояла ошеломленная, затем подняла его топор и побежала за ним.
– Ты ведь идешь безоружным! – закричала она.
Джеральд остановился в изумлении.
– Мне это не нужно, – пробормотал он. – Только на кулаках…
Кетиль подготовился, выпрямился и достал меч.
– Я и не сомневался, что вы в своей земле привыкли драться, как рабы, – сказал он. – Поэтому если ты попросишь у меня прощения, то мы позабудем об этом споре.
Джеральд стоял с опущенными плечами. Он пристально смотрел на Торгунну, как будто ослеп, как будто хотел спросить, что ему теперь делать. Она протянула ему топор.
– Итак, ты хочешь, чтобы я его убил? – прошептал он.
– Да, – ответила она.
Тогда я понял, что она любила его, иначе почему так переживала, что он может опозорить себя?
Хельги принес ему шлем. Джеральд надел его, взял топор и пошел вперед.
– Как это понимать, – сказал мне Ялмар. – Ты помогаешь страннику, Оспак?
– Нет, – сказал я, – он не мой родич и не названый брат. Это не моя ссора.
– Это хорошо, – сказал Ялмар. – Я не хотел бы биться с тобой, мой друг. Ты всегда был хорошим соседом.
Мы вместе пошли за ними и встали вокруг, очертив границы. Торгунна попросила меня дать Джеральду свой меч, чтобы он тоже мог воспользоваться щитом, но пришелец странно посмотрел на меня и сказал, что ему больше нравится топор. Они с Кетилем привели себя в порядок и вступили в бой.
Это не был поединок с правилами и установленным числом ударов, где первая кровь означала победу. Это был смертельный бой двух мужчин. Кетиль понесся вперед, так что меч начал свистеть в его руке. Джеральд отпрыгнул назад, неуклюже размахивая топором, который легко отскочил от щита Кетиля. Молодец ухмыльнулся и полоснул Джеральда по ногам. Я увидел выступившую кровь, которая покрыла пятнами порезанные штаны.
С самого начала это было убийством. Джеральд никогда не имел дела с топором. Один раз он смог нанести удар плашмя. Кетиль мог бы уже изрубить его, если бы не затупил меч о шлем своего противника и если бы тот не был таким быстрым. Однако уже вскоре Джеральд получил около дюжины ранений.
– Остановите их! – закричала Торгунна и бросилась вперед. Хельги поймал ее за руку и с силой оттащил назад. Она сопротивлялась и пиналась так, что даже Гриму пришлось помочь ее удерживать. Я видел печаль на лице моего сына и злую улыбку карла.
Джеральд повернулся, чтобы посмотреть на нас. Лезвие Кетиля опустилось вниз и полоснуло его по левой руке. Он уронил топор. Кетиль зарычал и приготовился добить врага, когда Джеральд достал свой пистолет. Край этой металлической дубинки вспыхнул и гавкнул, как собака. Кетиль упал, дернулся и затих. Его нижняя челюсть отлетела в сторону, а задняя часть головы пропала.
Все надолго замерло, так что слышен был один лишь голос моря.
Затем Ялмар бросился к сыну с холодным окаменевшим лицом. Он опустился на колени и закрыл глаза сына руками, демонстрируя свое право на возмездие. Поднимаясь, он сказал.
– Перед нами свершилось злодеяние. За это ты станешь изгоем.
– Это вовсе не магия, – сказал Джеральд глухим голосом. – Это как… выстрел из лука. У меня не было выбора. Я хотел всего лишь драться на кулаках.
