– Но ты подходил, – возразил валтам, – ты был нашим лучшим дипломатом. Твое желание, твое понимание психологии существ, живущих за пределами Сконтарана, твои личные качества – все это было бесценным для наших отношений с внешними мирами. И вот на этой несложной, но чрезвычайно ответственной миссии… Ладно, хватит! – он взревел, пытаясь перекричать усиливающийся ветер. – Я больше не доверяю тебе. Сконтар узнает, что ты не выполнил возложенного на тебя ответственного поручения.
– Повелитель, – голос Скоррогана внезапно задрожал. – Повелитель! Я выслушал такие слова, за которые любой другой вызвал бы вас на смертельную дуэль. Если вам есть что сказать еще, говорите. Или дайте мне уйти.
– Я не могу забрать у тебя наследственных титулов и собственности, – сказал валтам, – но твое место в имперском правительстве потеряно, тебе запрещено появляться при дворе и занимать официальные должности. Не думаю, что у тебя останутся какие-либо друзья.
– Возможно, что нет, – сказал Скорроган. – Я сделал то, что должен был сделать, и если бы даже хотел объясниться, то не стану после этих оскорблений. Однако если вам нужен мой совет о будущем Сконтара…
– Не нужен, – отрезал валтам, – ты уже причинил тяжкий ущерб…
– …тогда учтите три вещи, – Скорроган поднял копье и показал на далекие мерцающие звезды. – Во-первых, те солнца в небе. Во-вторых, некоторые новые научные и технологические достижения в нашей империи, например работы Дирина о семантике. И последнее – посмотрите вокруг. На дома, что построили наши отцы, на одежду, что мы носим, а еще послушайте язык, на котором мы говорим. И возвращайтесь через пятьдесят лет, чтобы умолять меня о прощении!
Он запахнул накидку, снова салютовал валтаму и, вымеряя длинными шагами поле космодрома, пошел в город. Они с горечью смотрели ему вслед.
В городе царил голод. Он чувствовался за темными стенами: голодные, нищие, отчаявшиеся жители, ютящиеся возле едва тлевших очагов, думали, как бы им пережить зиму. Скоррогану даже пришла в голову мысль, сколько из них вскоре умрет, но он подавил ее волевым усилием.
Он услышал, как кто-то запел, и остановился. Странствующий бард, собиравший подаяние по городам, шел вниз по улице. Лохмотья его изорванной накидки причудливо колыхались в разные стороны. Он коснулся лиры тонкими пальцами и торжественно запел старую балладу под резкую звенящую музыку величественным железным голосом старого наречия, языка наархайма на Сконтаре. С чувством горькой иронии Скорроган даже перевел несколько строк на язык землян:
Видишь блеск крыл,
Это птицы войны.
Взывают к мертвецам зимы,
Влекут в морскую даль.
Милая, слышу их клич –
Поют о цветах,
В походы зовут.
Прощай же, любовь.
Ничего хорошего из этого не получилось. Терялся не только металлический ритм и тяжелые лающие слоги, совершенно не ощущалась тонкая рифма и аллитерация, а ведь в этом и заключалось самое главное… Однако на языке землян все совершенно теряло смысл. Утрачивалось все, от поэтики до контекста. Разве можно было перевести слово воркансраавин как «походы» и надеяться, что им можно передать хоть какой-то оттенок истинного значения? Слишком разные аспекты психологии.
Возможно, в этом и заключен ответ, который не увидели главные вожди. Но они этого не поймут. Не смогут. А он сейчас остался совсем один, и зима снова была близко.
Валка Вахино сидел в своем саду, нежась в лучах солнца, оглаживающих его обнаженное тело. Не так уж часто в последнее время удавалось ему устроить себе алиакауи… Есть же какое-то аналогичное старое земное слово? Сиеста? Нет, совсем не то. Отдыхающий кундалоанец не спит после обеда. Он сидит или лежит на свежем воздухе, греет кости под лучами солнца или струями теплого дождя, одаряющих его своим благословением, отчего его мысли освобождаются от бремени всего земного. Жители Солнечной системы называют это «сновидениями наяву» – у них нет для этого определенного термина. Психологический отдых – весьма неуклюжее определение, которое жители Солнечной системы никогда не понимали.
Иногда Вахино казалось, что он не отдыхал уже много-много лет. Насущные проблемы военного времени и эти суетливые путешествия в Солнечную систему… А ведь с тех пор Великий дом еще назначил его официальным посланником высшего уровня, предполагая, что он знает землян лучше, чем кто-либо еще в Лиге. И вот уже три года он работает без отдыха.
Что ж, может, он действительно знал землян лучше остальных. Он провел с ними много времени и полюбил их и как расу, и как отдельных личностей. Однако… клянусь всеми духами, как же они работают! Как они принуждают себя! Как будто их погоняют легионы демонов.
Однако не было другого способа возродиться, реформировать устаревшие методы и обрести новое ослепляющее богатство, которое только и ждало, чтобы его подобрали. Но сейчас отдых в саду приносил невероятное облегчение, когда большие золотистые цветы склонялись над ним и наполняли летний воздух дурманящим ароматом, а медоносные насекомые приятно жужжали в них, так что в его голове начала рождаться новая поэма.
Жители Солнечной системы, казалось, не понимали его расу, состоявшую исключительно из поэтов. Даже самый недалекий кундалоанец мог растянуться под нежными лучами солнца и сочинять поэмы… Хотя, конечно же, у каждой расы есть свои особенные таланты. Кто мог сравняться в инженерном деле с гениальными землянами?
Величественные, возвышенные, напевные строки гремели в его голове. Он рассматривал их с разных сторон, ощущал их на языке, оформлял, выделывал каждый слог, складывал их в определенные последовательности с озаряющим наслаждением. Это будет просто прекрасная поэма! Ее запомнят многие последующие поколения, ее будут петь через века, и никто никогда не забудет Валку Вахино. Его даже сочтут мастером поэмописания: Алиа Амауи сау-ианрихо, валана, валана, вро!
– Прошу прощения, господин, – плоский металлический голос вторгся в его голову, и он почувствовал, что тонкая ткань поэмы рвется и исчезает в бездне тьмы и небытия. Какое-то время он ощущал только боль от потери, затем, мрачнея все больше, понял, что прервалась последовательность замечательных мыслей, которую он не сможет никогда восстановить.
– Прошу прощения, господин, вас желает видеть мистер Ломбард.
Это был ультразвуковой сигнал от робота-камердинера, которого подарил Вахино сам Ломбард. Кундалоанец почувствовал тогда несоответствие сияющего металла этого робота изящной деревянной мебели и гобеленов его дома, но он не хотел обидеть дарителя, к тому же эта вещь оказалась не такой уж бесполезной.
Ломбард, глава комиссии по реконструкции из Солнечной системы, был самым важным человеком в Авайкианской системе. Только теперь Вахино оценил такт человека, который лично приехал к нему вместо того, чтобы послать за ним. Но… почему он прибыл в столь неподходящий момент?
