– Вообще говоря…
Но его уже никто не слушал. Правительство руководствуется весьма запутанными инструкциями, а Воэн был еще новичком в службе Разведки, и вряд ли понимал, как часто приходится плевать на все теории и инструкции. Нам не терпелось выйти наружу, и я жалел, что не иду с остальными. Конечно, кому-то надо было оставаться, чтобы в случае серьезных проблем прийти на помощь товарищам.
Мы спустились на землю и погрузились в густую траву и легкий бриз, наполнявший воздух запахом корицы. Над нашими головами шумели деревья, чьи кроны отчетливо вырисовывались на фоне темно-синего неба. Красноватый солнечный свет разливался по пурпурным цветам, играя на бронзовых крылышках насекомых. Я вдохнул полной грудью, прежде чем отправиться с Леженом на осмотр машины, – чтобы убедиться, что шасси гравилета гарантируют устойчивость. Все мы шли налегке, только Болдингер нес импульсное ружье да Харасти тащил радиостанцию, достаточно мощную для связи с Данникаром. Но и ружье, и станция выглядели до смешного неуместно.
– Завидую джорильцам, – сказал я.
– Может, и стоит, – отозвался Лежен. – Хотя их природа слишком уж хороша. Какие у них стимулы к развитию?
– А зачем им это?
– Если сознательно, то незачем, старина. Но любая разумная раса происходит от животных, которые должны были сражаться за выживание, и настолько ожесточенно, что волей-неволей им пришлось развивать мозг. В нас заложен инстинкт приключений, во всех, даже в самых робких травоядных, и рано или поздно он должен найти выход…
– О господи!
Мы с Леженом бросились на крик Харасти, раздавшийся с другой стороны гравилета. На какое-то мгновение у меня голова пошла кругом. Потом я понял, что представшая перед нами картина не столь уж удивительна… здесь.
Из леса появилась девочка. По нашим – земным – понятиям ей можно было дать лет пять. Ростом меньше метра (джорильцы вообще ниже и стройнее землян), большая голова, что лишь увеличивало ее сходство со сказочным эльфом, длинные светлые волосы, круглые ушки, тонкие черты лица – все вполне человеческое, не считая высокого лба и огромных фиолетовых глаз, усиливавших общую очаровательность ее внешности. На смуглом тельце не было надето ничего, кроме белой набедренной повязки. Одной четырехпалой ручкой она весело махала нам. В другой был поводок, к концу которого был привязан кузнечик размером с гиппопотама.
Нет, конечно, не кузнечик, как стало ясно, когда она танцующим шагом приблизилась к нам. Голова зверя действительно напоминала кузнечика, но четыре лапы, на которых он передвигался, были короткими и толстыми, а несколько других конечностей были не более чем бескостными ложноножками. Тело животного было покрыто яркой кожей, а не хитиновым панцирем. Я заметил, что эта тварь дышит легкими. Все равно это было жутковатое чудище, постоянно пускавшее слюни.
– Insular genus, островной вид, – сказал Воэн. – Явно не опасный, иначе она бы… Но ребенок, так спокойно идущий к чужим!
Болдингер расплылся в улыбке и опустил ружье.
– Подумаешь, – сказал он, – для ребенка все кажется чудесным. Нам это только на руку. Она представит нас взрослым.
Маленькая девочка (черт, а как ее еще назовешь?) подошла к Харасти на расстояние метра, подняла свои огромные глаза на его пиратскую физиономию и произнесла-пропела с очаровательной улыбкой:
– Мистер, вы не могли бы угостить крекером моего дроматерия?
Следующие несколько минут выпали из моей памяти. Все как-то спуталось. В конце концов стало понятно, что мы – все пятеро – идем по испещренной солнечными пятнами лесной тропинке. Девочка семенила рядом с нами, голосок ее звенел как ксилофон – мелодично и безостановочно. Ее монстр топал сзади, жуя то, что мы ему дали, и пуская слюни. Когда луч солнца падал на его фасеточные глаза, они переливались, как пригоршня бриллиантов.
– Меня зовут Миерна, – щебетала девочка, – а мой папа делает разные вещи из дерева. Не знаю, как это называется по-английски. Ах, столяр! Спасибо, вы очень добры. Мой отец много думает. А мама сочиняет песни. Очень красивые песни. Она послала меня нарвать мягкой травы, чтобы сделать подстилку для роженицы, потому что вторая жена папы, помощница мамы, должна скоро родить ребеночка. Но когда я увидела, что вы спускаетесь, точь-в-точь как рассказывал Пенгвил, я решила вместо этого встретить вас и отвести в Таори. Это наша деревня. В ней двадцать пять домов. И сараи, и Зал для размышлений, побольше, чем в Риру. Пенгвил говорил, что крекеры страшно вкусные. А можно мне попробовать?
Харасти оторопело протянул ей крекер. Воэн вздрогнул и выпалил:
– Откуда ты знаешь наш язык?
– Да его в Таори все знают. С тех пор как Пенгвил приплыл и научил нас. Три дня назад. Мы надеялись и надеялись, что вы прилетите. Да в Риру все от зависти полопаются! Но мы позволим им навестить нас, если они хорошенько попросят.
– Пенгвил… Явно данникарское имя, – бормотал Болдингер. – Но они и слышать не слышали об этом острове, пока я не показал им нашу карту. И не могли же они пересечь океан на этих своих лодчонках! Ветры здесь в основном восточные, а при квадратных парусах…
– О, да лодка Пенгвила может плыть и прямо против ветра, – рассмеялась Миерна. – Я сама это видела, он нас на ней катал, а сейчас мой папа делает такую же лодку, только еще лучше.
– А зачем Пенгвил сюда приплывал? – спросил Воэн.
– Посмотреть, что здесь есть. Он сам из городка Фолат. У них такие смешные названия в Данникаре, да и одежда тоже смешная, верно, мистер?
– Фолат… Да, помню. Поселение к северу от нашего лагеря, – сказал Болдингер.
– Но дикари не плывут в неизвестность из одного лишь любопытства, – заикаясь, проговорил я.
– Эти плывут, – буркнул Харасти. Я словно видел реле, щелкающие в его массивной голове. – Колоссальные коммерческие возможности. Продукты, текстиль и особенно всякие блестящие поделки. А взамен…
– Нет! – вскричал Воэн. – Я знаю, о чем ты думаешь, Торговый агент Харасти. И нет, никаких машин ты сюда не привезешь.
– Кто сказал, что нет?
– Я сказал. Как полномочный представитель Федеральных властей. И я уверен, что Совет подтвердит мое решение. – В спокойном прохладном воздухе Воэн даже вспотел. – Мы не посмеем дать им машины!
– А что такое Совет? – спросила Миерна. По ее личику пробежала тень беспокойства, и она придвинулась поближе к своему зверю.
Хоть мне и было не по себе, я все же погладил ее по голове и негромко произнес:
– Тебе не нужно об этом тревожиться, малышка.
И, чтобы отвлечь ее, да и себя, от мрачных мыслей, добавил:
– А почему ты зовешь его дроматерием? Ведь это не его настоящее имя.
– Конечно, нет, – она сразу же забыла о своих страхах. – Он яо, а его настоящее имя… В общем, я зову его «Большеногий-Пучеглазый-Самый-Самый-Сильный». Вот какое имя я ему дала. Он мой, этот красавчик.
