– А каких слов ты ждала? – рассмеялся он.
– О, не знаю! Каких-нибудь жестоких, непререкаемых.
– С этим покончено. Мы добрались туда, куда жаждали добраться. Теперь все надо начинать заново.
– И друг с другом тоже? – лукаво поинтересовалась Ингрид.
– Да. Конечно. Господи боже, разве мало мы уже про это говорили? Из прошлого нужно взять все, что в нем было хорошего, и забыть все плохое. К примеру… словом, о ревности надо забыть, уж это точно. Больше сюда никто не прилетит. И генами надо обмениваться как можно активнее. Нас всего пятьдесят, а мы призваны положить начало целой цивилизации. Так что нечего переживать, что кто-то будет обижен, задет, покинут, – не будет ничего такого. У нас столько забот впереди, что личные проблемы должны уйти на задний план.
Реймонт притянул Линдгрен к себе и шутливо пробормотал:
– И все-таки не вижу преступления в том, чтобы заорать на всю Вселенную, что милее Ингрид Линдгрен нет в ней женщины! Иди сюда! – попросил он мгновение спустя, усевшись под деревом, и потянул Линдгрен за руку. – Я же сказал тебе – у нас выходной.
Над их головами пролетело странное существо с перепончатыми крыльями – из тех, что в сказках зовут драконами.
– Просто не знаю, можно ли, Карл, – растерянно проговорила Линдгрен, садясь рядом с Реймонтом.
– Почему нет?
– Столько дел…
– Строительство, земледелие – все идет своим чередом. Ученые говорят, что опасности для нас здесь нет – ни реальной, ни потенциальной. Можно немного расслабиться.
– Хорошо, скажу по-другому, – проворчала Линдгрен, неохотно цедя слова. – У королей выходных не бывает.
– Что за чепуху ты несешь? – сердито спросил Реймонт, прислонился спиной к шершавому стволу дерева и погладил золотистые волосы Линдгрен, блестящие в лучах молодого солнца. – Ночью над планетой взойдут три луны, а небо будет полно звезд…
– Да, – твердо кивнула Линдгрен. – Они смотрят на тебя, на человека, который спас их, на человека, у которого хватило сил заставить всех выжить… Они смотрят на тебя, как на… – Реймонт прервал ее речь совершенно неожиданным образом. – Карл! – протестующе воскликнула Линдгрен.
– Ты против?
– Нет. Наоборот, но… Я про твою работу…
– Моя работа, – прошептал Реймонт ей на ухо, – это моя доля в общем труде. Не больше и не меньше. Что же до всего остального… Была в Америке такая пословица: «Если меня выдвинут, я не пройду, если меня выберут – я не стану служить».
Ингрид испуганно взглянула на него.
– Карл! Как ты можешь так говорить!
– Хочу и могу, – ответил он, на миг снова став серьезным. – Кризис миновал, и люди сами со всем справятся… Так разве может быть для них лучший подарок от короля, нежели чем он снимет со своей головы корону?
Реймонт рассмеялся так заразительно, что Линдгрен не выдержала и рассмеялась вместе с ним, и они вновь почувствовали себя людьми – самыми обычными людьми.
Возмутители спокойствия
Plus qa change, plus c’est la meme chose
[34]
Приходилось ли мне встречать Ноя Аркрайта? Это мне-то? Ноя Аркрайта? Подтаскивай сюда стул и прочисти уши. Нет, только не тот стул. Мы держим его на случай, если заглянет Гратч. Дерево из Глоберри, оно концентрирует соли урана, так что если ты не носишь свинцовые трусики…
Ясное дело, мы слышали, что за чудеса небесные затеял Ной Аркрайт. У бывалых космических пилотов и то челюсть отвисла, даже здесь, в наших краях. Мы так же хотели в этом участвовать, как и любой, у кого мозги не с прецессией
[35]. По-нашему, те планеты прекрасно могут подождать еще парочку столетий, мы и так откусили больше, чем можем проглотить, э? Но только когда он посадил здесь свою жестянку, он и словечка не проронил о своей задумке. У него деловое предложение, сказал он, и не захотят ли те из нас, у кого завалялся динар-другой, запустить денежки на орбиту?
Послушаешь его, так вроде он дело говорит, хоть компьютер у меня в мозгах давно вычислил, что со своим сладкоречивым языком он может продать двуокись углерода по цене чистого углерода в кристаллической форме. Понимаешь, какую планету ни возьми, на всякой можно найти хорошие местечки – Голконда, Клондайк, Ранд, если вспомнить старушку Землю, – с богатыми залежами чего-нибудь. Только дело в том, что планета большая штука. Даже с ультразвуковыми и спектроскопическими причиндалами, пока все обнюхаешь, энтропия сожрет твой шанс найти что-то действительно стоящее. Тут-то он и начал распространяться о том, какую он придумал суперхитрость, чтобы находить что нужно с орбиты спутника, дело только за капиталом, чтобы раскрутить дело, а эти жмоты на Земле отказали ему в кредите, так не хотим ли мы войти в долю?
Ну, сразу-то мы не проглотили наживку; не то чтобы нас насторожило, что он не сказал нам, как эта жужжалка работает: тут у нас секрет – те же деньги. Но мы заставили его показать ее в действии – обследовать Безнадежную. Это следующая отсюда планета, совсем никчемная пустышка, куда обычно и не залетает-то никто. И чтоб мне лопнуть, если его прибор не завопил как сумасшедший – там, где, как оказалось, самые большие залежи рения после месторождения на Игнаце.
Ну, ты же знаешь, как это бывает с минералами. Их цена выше стоимости разработки, как, например, при извлечении соли из морской воды, но не настолько выше, чтобы доходы росли по экспоненте. Но все-таки, если у тебя есть способ найти залежи, быстро и по дешевке, в окрестных планетных системах… В общем, мы чуть в очередь не выстроились, чтобы отдать ему наши денежки. А уж я-то – я же такой крутой парень и сообразительный тоже, я пробился в самое начало очереди.
Думаю, правда, тут его разговоры тоже сыграли роль. Он мог уговорить Юпитер улететь от Солнца, просто рассуждая о ксенологии, или аналитике, или Шекспире, или истории – да о чем угодно. Так получилось, что у меня сохранилась пленка – вроде той записи, что, я вижу, ты делаешь сейчас. Только, чур, пусть все останется между нами, – для твоего личного журнала, ладно? Я не рассказывал об этой истории ни единому человеку. Да и никому из инопланетян тоже – разве что был пьян до полного ангстрема. Ну вот, слушай Ноя Аркрайта.
«…дело не только в том, что общество в целом проходит через повторение своей истории. На самом деле я сомневаюсь, что справедливо общепринятое мнение, будто сейчас мы живем в век, который может быть назван неоелизаветинским. Существуют определенные аналогии, не более того. Но жизнь действительно имеет повторяющиеся циклы. В пределах заданного контекста число разновидностей событий, могущих произойти с индивидом, ограничено. Меняются только сочетания, базовые элементы остаются неизменными.
