– Это граница, – сказал Рафаэль. – Вы ее не пропустите. Соль, кости. Она охраняется на расстоянии пятидесяти миль в обоих направлениях. Они всегда здесь, постоянно следят, и если вы пересечете ее, то словно подадите им сигнал, как маяк. Они вас убьют.
Он подошел к соли и поднял обе руки. У него словно появились крылья света, а волосы засияли рыжим. Сияние исчезло через несколько секунд, и на протяжении этого времени он выглядел как его тезка, когда работа архангелов все еще зависела от страдающих пророков.
– Пожалуйста, не ходите туда, – тихо сказал Рафаэль.
– О боже. – Я отпрянул, увидев мужчину, ползущего рядом по земле. Но это оказалась лишь талантливо выполненная резьба на корнях ближайшего дерева. Я присмотрелся. Они были повсюду: наводящие ужас силуэты людей, ползущие прочь от соли. Я снова отпрянул и поежился, когда что-то холодное упало мне за воротник.
Клем дотронулся до одного человека – мужчины в скрюченной позе и с порванной глоткой, и я вздрогнул. Эти фигуры не полагалось трогать.
– Впервые вижу подобные дендроглифы, – заявил Клем.
Когда в деревьях дул ветер, от вырезанных фигур исходил стон. Рафаэль отошел от соляной границы и бросил свою сумку в корнях ближайшего дерева. От удара хвоя, которой была усыпана земля, взлетела в воздух.
– Это все, что я хотел показать.
– Как насчет маркайюк? – воскликнул Клем. – Вы обещали мне, черт возьми.
Рафаэль поколебался, но через секунду показал на северо-запад, затем на северо-восток и на восток. Примерно в сорока ярдах в этих направлениях рядом с границей стояли статуи высотой семь футов. Я заметил силуэты людей в утреннем тумане. После церемонии люди направились к маркайюк. Кто-то шел очень медленно из-за холодной погоды. Наконец люди остановились перед ближайшими статуями и начали молиться. Сначала я не увидел шестую маркайюк. Она находилась ближе, чем я думал, – рядом с церковью, но за границей, спиной к нам. Статуя была обращена на небольшую поляну со стеклянными крестами и пирамидами из камней.
– Не ругайтесь при них, – предостерег Рафаэль. – Если вы хотите подойти к одной, дайте ей немного соли.
Он протянул нам небольшие пузырьки с белыми кристаллами. Вот что ему передал мужчина-индеец в Крусеро. У людей в руках тоже были пузырьки.
– Нет, нет, нет, – возразил Клем. – Покажите мне, как это делается. Я хочу увидеть полноценную молитву.
– Я католический священник, – сказал Рафаэль.
Клем рассмеялся.
– Я знаю, как местные относятся к религии. Как итальянцы к сыру. Я знаю, что вы тоже должны помолиться статуям. Не стесняйтесь.
– Я расскажу вам, как нужно это делать.
– Все-таки стесняетесь, – радостно воскликнул Клем. – Значит, вы считаете это чем-то личным, чем-то исконным?
– Я считаю, что это не одобряется папой или епископом из Куско, – ответил Рафаэль. Он склонил голову в сторону ближайшей маркайюк. – Возможно, его создали индейцы, но теперь это святой Томас. Хотите, чтобы я рассказал вам?
– Рассказывайте, рассказывайте, – кивнул Клем. Он покачивался на носках – эта привычка говорила о беспокойстве, энтузиазме или о том и другом. Рафаэль направился к статуе, и я собрался прогуляться, но Клем схватил меня за рукав и твердо сказал, что это культура и что человек не может питаться одним хлорофиллом. Рафаэль дал ему пузырек с солью. Вблизи статуя нависала над нами: она была выше меня на целую голову.
– Почему соль? – спросил Клем.
Рафаэль кивнул в сторону леса за границей. Мы находились совсем рядом, и следы в пыльце стали ярче. Даже самое незначительное движение оставляло заметный след в воздухе. Любое резкое движение вызывало сияние, похожее на огни фейерверка.
– Это подношение людям, живущим там, в обмен на детей. В этих краях соль стоит как серебро, потому что море очень далеко. Так вы положите соль или нет?
Я снова окинул взглядом границу. Мартель говорил о племени злобных дикарей, но что-то в этом казалось неправдоподобным. У них были резчики по дереву, торговцы солью, а если они не использовали всю соль, то и деньги. Охранники на границе протяженностью сто миль и дети в достаточном количестве, чтобы отдавать трех-четырех ежегодно. Непохоже на племя. Скорее город, причем немаленький. Если другие экспедиции думали, что их ждут несколько охотников с копьями, а в итоге встречались с целой армией, это многое объясняло.
Когда Клем взял в руки пузырек с солью, статуя протянула руку ладонью вверх. Мы оба подпрыгнули.
– О боже, – с улыбкой воскликнул Клем. – Они с заводным механизмом. Вот почему на них человеческая одежда, верно? Чтобы скрыть шарниры.
Статуя все еще двигалась. Я думал, что она дождется, пока ей дадут соль, но она показала на стеклянную амфору, стоявшую рядом, чтобы Клем положил туда пузырек. В тишине лишь поскрипывало ее кожаное одеяние. Я долго не мог отвести глаз.
– Могу ли я… Значит, они двигаются, да? – пробормотал я.
Я подумал, что Рафаэль удивится моей несообразительности, но, кажется, он понял, о чем я говорил.
– Вы уже видели такую, – сказал он.
– Она стоит в нашем саду. Ее привез мой отец. Я видел, как она двигала рукой, и решил, что схожу с ума.
– Твой отец украл маркайюк? – спросил Клем, рассмеявшись.
– Он ее не крал, его попросили увезти ее. – Судя по голосу, Рафаэль тщательно взвешивал слова. Он помолчал и наконец продолжил: – Жители деревни… посчитали, что статуя была несчастна здесь. Они решили, что нужно увезти ее в другое место.
– Они верят, что статуи живые? – просиял Клем.
Почти не слушая их, я огляделся по сторонам. Другие статуи тоже двигались. Одна почти не шевелилась, зато другая опустила обе руки, потому что маленький мальчик, разговаривающий с ней, не дотягивался до амфоры. Еще одна статуя не двигалась, и люди, пришедшие помолиться к ней, очень осторожно клали пузырьки с солью в амфору, словно боялись потревожить ее сон. Недалеко от нас остановилась Мария, несчастная женщина, не без труда решившаяся поучаствовать в лотерее с ребенком в качестве приза. Она ждала своей очереди к святому Томасу. Она крутила в руках пузырек с солью, смотря вдаль.
– Ну вот, Эм, ты в здравом уме, – заявил Клем. Он бросил пузырек с солью в амфору, и тот упал с тихим звоном. Выпрямившись, он обратил внимание на одеяние статуи.
– Значит, это местная одежда, но сами статуи… Что ж, очевидно, чудеса из испанских церквей. Их привезли сюда в качестве святых и затем переименовали в маркайюк?
– Нет, они отсюда, и им уже сотни лет. – Рафаэль вытянул руку перед собой, словно отталкивая что-то от себя. Жест был очень эмоциональным и противоречил его словам. Лишь через секунду я понял смысл. Прошедшие сотни лет лежали перед ним в сорока ярдах, рядом со статуей на кладбище. Я уже видел этот жест, когда мы остановились у Мартеля, – вперед к прошлому, назад в будущее. – Иезуиты считали их святыми, – добавил Рафаэль.
