Клем и брат Инти поспешили за мной.
– Как они это сделали? – спросил я после долгого молчания.
– Они могли… передвинуть статую под дерево и нарядить мужчину, – медленно произнес Клем. – Устроить представление.
Я не мог представить, как местные жители передвигают маркайюк.
– Зачем?
– Чтобы доказать, что там кто-то есть. Чтобы доказать нам, что там кто-то есть. Чтобы мы держались подальше.
Я стиснул зубы так сильно, что когда заговорил вновь, то услышал легкий хруст челюсти, словно на моих зубах осталось несколько крупинок сахара.
– Мне кажется, что он ушел рассказать о нас, – предположил Клем. – Возможно, предупредить их о нашем прибытии, если мы не сможем расчистить снег. Подозреваю, что он никуда не пропадал.
Вместо того, чтобы вернуться домой, Инти осталась с нами в церкви. Должно быть, она знала, что я уже был готов пересечь соль, потому что она привела своего брата, который мог остановить меня, просто стоя в дверях. Он был довольно приятным и вежливым мужчиной, но пока он был в церкви, о побеге не могло идти и речи. Раздосадованный, я предложил обоим кофе, и они вздрогнули. В отличие от меня Инти и ее брат передвигались с легкостью.
– Мы должны собрать его вещи, – сказала мне Инти. – Теперь здесь будет жить Акила.
– Инти, прошло меньше дня, – возразил я. – Он…
– В последний раз Рафаэль исчез на семьдесят лет, – перебила она. – Время не сокращается. Если он и вернется, нас уже не будет. – Затем Инти добавила мягче: – Он ушел, Мерри-ча. Все знали, что рано или поздно это произойдет. Если честно, я думаю, он просто ждал, пока Акила не повзрослеет.
– Значит, вы уберете его вещи и принесете вещи Акилы? Что, если он вернется?
– Мы вернем его вещи. Но он не вернется. В любом случае, вряд ли у него было много вещей. Я займусь этим прямо сейчас.
Я понимал, что вряд ли успел узнать Рафаэля как человека за неделю, и, возможно, он вовсе не был против, но мне показалось, что ему бы не хотелось, чтобы Инти видела его спальню. Каждый день он уходил из церкви на двадцать часов, и у него не было ничего личного, кроме крошечного чердака под колокольней. Было само по себе ужасно, что Рафаэлю придется отказаться и от этого, но учитывая принятый им обет целомудрия, а также нищету и воздержание, на которые он себя обрек, это было бесчеловечно. Я не мог представить ничего менее духовного, чем позволить проворной привлекательной женщине рыться в его одежде. Представив, как буду объясняться по этому поводу, когда он вернется, я до боли вдавил ногти в перила деревянной лестницы.
– Это сделаю я.
– Нет… – возразила Инти.
Я перегородил лестницу тростью, показывая, что возражать бесполезно. Мне казалось, что чердак будет заставлен мебелью и барахлом, которого не было внизу, но, поднявшись, я увидел почти пустую комнату. У стены стояла кровать из деревянных досок, такая же, на которых спали мы с Клемом в часовне. Рядом с ней лежала старая Библия на латыни. Напротив кровати в стене был вырублен шкаф. Он оказался пустым. Под круглым пыльным окном висели полки. Я завел лампу и увидел коробку в углу. Внутри лежали книги на латыни. На форзаце каждой из них стояла печать Ватикана. Они были подписаны именем Рафаэля, хотя явно раньше принадлежали кому-то другому. Они были изданы в семнадцатом веке. В коробке лежало письмо моего деда, набор для шитья и кожаное одеяние вроде того, что было на статуях. Рафаэль ставил на нем заклепки. На самом дне лежала его одежда, чистая и сложенная. Вот и все. Мне пришлось согнуться, потому что колокола нависали прямо над головой. Они слегка раскачивались на сквозняке, не касаясь друг друга, но бронза гудела и придавала тишине металлический оттенок.
– Здесь ничего нет, – крикнул я. – Просто коробка. Он… все собрал.
– Уже что-то, – печально отозвалась Инти. – Значит, все готово для Акилы. Должно быть, он обо всем знал.
– Можно я поднимусь? – спросил Клем.
– Конечно. Только не ударься головой. – Я прислонил трость к стене и сел на половицы. Они оказались холодными. Здесь не было обогревательных труб. Лестница заскрипела под Клемом, и когда он поднялся на чердак, из его рта шел пар. Он оглянулся и вскинул брови.
– Боже. Он действительно собрался.
– Он знал, что уйдет, – ответил я. – Инти рассказала тебе, что священники всегда исчезают?
– Да.
Клем сел рядом со мной на пол. Вместе мы напоминали игрушки в заброшенной лавке. Он был округлым и золотистым, а мне приходилось сидеть, согнув здоровую ногу и скрючив больную, словно кукла, которую скинули со шкафа.
– Послушай, Эм, – продолжил он. – Я сомневаюсь, что в лесу прячутся индейцы-дикари. Скорее всего, это люди хинных баронов. Они разбили лагерь за границей. Они поддерживают миф о запретной границе, потому что это идеальный повод без лишних вопросов застрелить любого, кто ее пересечет. Мы собирались пойти обходным путем, но у нас вряд ли получится, если люди Мартеля не расчистят дорогу. Поэтому Рафаэль ушел в лес, чтобы предупредить людей о нашем возможном появлении.
– Но тогда я не понимаю, зачем он собрал свои вещи.
– Возможно, он хотел убраться отсюда как можно скорее, как только выполнит свои обязанности. Его точно принуждали работать. Он не был в доле.
Я прикрыл лицо рукой.
– Но было бы опасно держать там лагерь. Да, возможно, это люди баронов, но ведь здесь живут индейцы.
– С чего ты взял?
– Мартель сказал, что…
– Что, если от них избавились? Отличный план. Люди, живущие здесь, не дают никому пересекать границу, потому что считают это кощунством. Все работает само по себе. Идеально. Местные не удивляются, если тот, кто пересек границу, не возвращается, поэтому они не обвиняют никого в убийстве. Перестань верить в чудеса и задумайся о том, что здесь происходит на самом деле. Кто-то в лесу не дает людям пересечь границу и убивает тех, кто это делает. Что находится на той стороне? Хинин. Хватит, Эм. Очнись.
Я развел руки в стороны и снова сжал. Суставы неприятно хрустнули.
– Он мог сказать нам. Не ходите в лес, там вооруженные люди хинных баронов. Это гораздо проще, чем рассказывать об индейцах, брошенных детях и ходячих статуях. И… правдоподобнее. Я бы поверил в это.
– Да, Эм, но то, что индеец, выросший в глуши, считает правдоподобным или необходимым, отличается от нашей точки зрения. Вероятно, он решил, что история о людях с ружьями покажется недостаточно устрашающей. – Клем немного помолчал и продолжил: – Выслушай меня. Не нужно пытаться понять, почему местные жители так себя ведут. В этом нет почти никакого смысла. Их мышление настолько отличается от нашего, что пытаться разобраться в нем – то же самое, что пытаться прочесть послание в сигнальном дыме над каньоном. Мы не знаем многих факторов – культурных, религиозных и так далее. Рафаэль говорит по-английски, но мыслит, как местный житель, и ты в этом убедился. Вспомни его слова о прошлом, которое впереди. Это не единственное отличие, а признак чего-то гораздо большего.
