Я нахмурился.
– Да. Но…
– Хорошо. Встретимся у святого Томаса после похорон. Возьмите с собой все необходимое. Я возьму палатку Маркхэма. – На секунду Рафаэль замолчал. Я не знал, злился ли он. Это казалось чем-то похуже его привычного дурного нрава. – Я скажу Мартелю, что вы погибли. Если вы добудете черенки и вернетесь домой, минуя Бедлам и Асангаро, он никогда не узнает правду. Я покажу вам, как пройти через Боливию. Местные индейцы помогут вам, если вы скажете, что вы отсюда. Чтобы вырастить плантацию хинных деревьев, потребуются годы, я прав?
– Да, – ответил я. Именно на такой исход я и рассчитывал, но теперь эта победа меня не радовала. Даже когда Рафаэль исчез, я не понимал, что его отношение ко мне имело значение. Я обрадовался, как глупый мальчишка, решив, что он посчитал меня достойным человеком, хотя к Клему отнесся иначе.
– Когда он узнает о плантации, то решит, что черенки были привезены откуда угодно, – добавил Рафаэль.
– Верно.
– Хорошо.
Он продолжил ставить заклепки на одеянии маркайюк – медленно, потому что делал все наощупь. Перед тем, как уйти, я накрыл мед миской и убрал в шкаф, чтобы он не чувствовал запах. Вернувшись в часовню, я быстро лег, гадая перед сном, сможет ли он пристрелить меня, несмотря на мою схожесть с его другом.
Часть 4
23
Похороны состоялись на следующее утро. Деревня была такой маленькой, что их не пришлось откладывать: Рафаэль позвонил в колокол, и люди сразу пришли, облаченные в черные шали. Я ничего не слышал, потому что спал. Он пришел ко мне, коснулся моего плеча и сказал, что пора вставать. Я подскочил от неожиданности и схватил его за руку. Рафаэль дождался, пока я полностью проснусь. Он снова был в опрятной черной сутане. Свет, проходивший сквозь стеклянные камни в стене, окрашивал его волосы в рыжий – более темный оттенок, чем волосы Клема, но все равно рыжий. Я не стал спрашивать, что с ним происходило. Меня невероятно злило, когда люди задавали слишком много вопросов о моей ноге.
Я взял с собой сумку. Мартеля удивило это, на что я ответил, что церковь никогда не закрывалась, и у меня уже украли несколько вещей. Кажется, он поверил мне, и я ушел, чувствуя, как бешено бьется сердце в груди.
В тот момент мне хотелось просто вернуться в Асангаро и уехать домой. Я чувствовал себя опустошенным. Мне предстояло рассказать обо всем Минне, а Сингу – о Мартеле, но потом я хотя бы смогу спать, не переживая, что кто-то собирается убить меня.
Но затем меня бы отправили в пасторат в Труро, если место священника еще не было занято. Синг потерял бы работу. Армия напала бы на Бедлам и уничтожила его. Мне пришлось закрыть глаза на секунду. В доме Мартеля я сказал Рафаэлю через стену, что скорее позволю поставщику хинина пристрелить меня, чем уеду. Я почти шутил, но, по правде говоря, именно так и думал. Что бы ни задумал Рафаэль – решил бы всадить пулю мне в голову или действительно помочь, – все было лучше, чем вернуться домой.
Акила вырыл могилу в дальнем конце границы. Месса была католической и короткой, потому что все стояли, и мороз в тени деревьев проникал до костей. Я не сразу заметил, что идёт дождь. Спустя пару секунд я удивился этому, ведь за деревьями по-прежнему падал снег. Тяжелая капля упала на рукав моего сюртука. Это была не вода, а жидкое серебро, и от удара большая капля разбилась на множество маленьких, которые скользнули по рукаву и закатились под манжету рубашки. Когда я опустился на колени, пытаясь найти их, то заметил, что хвоя была усыпана серебряными бусинами. Они проникали в почву, и казалось, кто-то расплавил зеркало над всем кладбищем.
– Это ртуть, – пояснила Инти. – Она падает с деревьев. Они впитывают ее из могил и выделяют в холодные дни.
Я изумленно поднял голову. Это казалось невозможным. Даже если бы под землей было скопление ртути, она должна была испаряться через крошечные жилки в листьях или хвою, но воздух был пропитан ей. Инти поймала несколько капель и показала мне, как они дрожат и скользят по руке.
– Тебе повезло, – добавила она. – Должно быть, лесу понравился мистер Маркхэм. Когда ртутные деревья плачут на похоронах, это к большой удаче.
– Я не… Откуда здесь ртуть? – обессиленно спросил я.
– Из шахт. Слышал об Уанкавелике? Это месторождение ртути. Когда долго работаешь с ртутью, она проникает в тебя. Сводит с ума, убивает. Многие годы назад женщина-доктор придумала путь для паломников, чтобы шахтеры, закончившие работать, могли прийти сюда и восстановить здоровье. Или умереть. Когда их хоронили, тела сгнивали, но ртуть текла с горы и наталкивалась на стекло. Она скопилась в корнях деревьев, и теперь здесь идут ртутные дожди.
– Но это невозможно… – Я сдался и сел на корни ближайшего дерева, на котором был вырезан человек с кричащим лицом.
– Это не работает с другими деревьями, – продолжила Инти. – Только с белыми деревьями. Кстати, это она. – Она показала на одну из маркайюк.
– Кто?
– Доктор, которая привела шахтеров. Это она. Она почти не двигается. С ней что-то не так. Ра-ча думает, что она отравилась ртутью.
– А… Пожалуй.
После службы я направился к святому Томасу. Рафаэль ждал меня в толпе людей, которые молились или протягивали другим маркайюк соль, стеклянные ракушки и обрывки веревок с узелками. Судя по звуку, амфоры были заполнены пузырьками с солью почти полностью. Я тоже положил один, медленно, не зная, о чем должен молиться. Рафаэль смотрел, как Мартель, Киспе и Эрнандес идут в церковь, рядом с которой мужчины складывали палатки. Все утро Киспе не отходил от Рафаэля, но отдалился во время мессы в знак уважения к церемонии. Это ясно показывало, что ему не хотелось на священной земле держать церковнослужителя жесткой хваткой. Как только они ушли, Рафаэль кивнул в сторону границы, где проходил обходной путь вдоль реки, по-прежнему заваленный снегом.
– Идите туда. Я найду вас. – Он перешагнул соль, словно собирался снова почистить маркайюк на кладбище. Его шаги оставляли следы на замерзшей траве, в которых скапливалась ртуть.
Я послушался и пошел вдоль соляной черты, где было меньше снега. Никто не обратил на меня внимания, а если и обратил, то, должно быть, посчитал, что я имел право прогуляться в одиночестве. Рафаэль шел по другую сторону границы на расстоянии тридцати ярдов. След в пыльце был тусклым, и я бы не разглядел его, если бы не искал. Он шел медленно, чтобы не обгонять меня. К тому же медленные движения поднимали меньше пыльцы.
Как только мы скрылись за поворотом, Рафаэль вышел ко мне. Даже на таком небольшом расстоянии от деревни в лесу стояла абсолютная тишина. Снег заглушал шелест веток, и в четырехстах футах за скалами виднелась река. Она почти полностью замерзла, но три полосы отраженного солнечного света перед утесами растопили ее. Там, где вода снова замерзала, лед напоминал зеркало.
– Хорошо, – тихо сказал Рафаэль. – Я принес вам кое-что. От Инти. Она сняла с вас мерки в тот день, когда вы познакомились.
