– Этот вид письменности… Он был изобретен для них? – спросил я. Я дотронулся до более тонких веревок. Узлы до сих пор были крепкими. Мне действительно хотелось узнать ответ, но еще я хотел отвлечь нас обоих и найти повод постоять рядом с Рафаэлем, а не спускаться вниз по лестнице. – Они не видят буквы на бумаге, они не говорят, им было нужно что-то, что они могли чувствовать наощупь…
Рафаэль кивнул.
– Изобретен ими. Не очень удобно для обычных людей. Чертовски медленный вид письма, но аристократичный, поэтому люди захотели овладеть им. Давай вернемся к огню, – неожиданно сказал он. – Пока ты не замерз. Дай мне свою руку. Я ничего не вижу и не выйду из комнаты сам.
Я помог ему выйти.
– Еще пять минут и пойдем? – спросил я.
– Нет. Мы пробудем здесь до тех пор, пока ты не станешь своего нормального цвета.
– Это и есть мой нормальный цвет. Ты все равно не знаешь, как я обычно выгляжу…
– Я знал твоего деда. Ты выглядишь точь-в-точь как он, а его кожа никогда не была синеватой. – Рафаэль замолчал. – Помнишь, Инти сказала, что ее назвали в честь него?
– Да. Тогда я растерялся. Разве Инти не был богом солнца?
– В прошлом. Теперь это слово означает «солнечный». Жители деревни так называли твоего деда. Из-за цвета волос.
– Я видел его портрет. Каким он был?
Я слишком поздно понял, что не должен был спрашивать. Для меня это было всего лишь историей о прошлом, и Гарри Тремейн вызывал у меня то же безразличие, что и королева Елизаветы, но Рафаэль еще не смирился со смертью Гарри. Он отвернулся, как привык отворачиваться от Мартеля, словно, не видя меня, он мог обо всем забыть.
– Нет, я имел в виду, не нужно… – начал я, почувствовав себя глупо.
Рафаэль перебил меня:
– Он быстро говорит. Говорил. Много цитировал. Мне пришлось прочитать всего Шекспира.
Я улыбнулся.
– Как он оказался в Бедламе? Папа говорил, что он воровал хинин, а затем ему пришлось прятаться. Но Бедлам – слишком маленькая деревня. Даже по местным меркам.
– В него стреляли. В те времена пули были… – Рафаэль развел пальцы на ширину мушкетной пули. Я решил, что он больше ничего не скажет, но после недолгого молчания он неожиданно продолжил.
28
Нью-Бетлехем
1782 год
Дети подбежали на скалы к Рафаэлю, когда тот сдирал шкуру с медведя для нового ковра местного лекаря. Они заявили, что нашли мертвого мужчину на берегу реки.
Поначалу он решил, что кто-то упал со скалы. Это случалось нечасто, потому что местные выросли на подмостках, и скользкие участки были хорошо известны и огорожены. Но иногда зимой происходили несчастные случаи, а та зима была лютой. Рафаэль быстро вытер руки о снег и, пытаясь отогреть их, сбежал с горы. Оказавшись на первом мосте, он посмотрел вниз. Река покрылась льдом, и снег кружился огромными волнами. Дети оказались правы. Никто не падал со скалы. На берегу лежал иностранец в испанском сюртуке с яркими светлыми волосами, которые были видны издалека. Казалось, мужчина появился из ниоткуда. Позже люди говорили об этом, но Рафаэль всегда заявлял, что мужчина прибыл из Пары. Это производило неменьшее впечатление: город находился в четырнадцати милях от Нью-Бетлехема.
Рафаэль поставил небольшой противовес, чтобы быстро спуститься с утеса, и крепко держал веревку, когда подъемник остановилась в восьми дюймах от берега. Сначала он никого не увидел, и ему стало не по себе. В деревне ходили истории о призраках в снегу, а в них он верил. Но затем Рафаэль увидел, что почти стоял на мужчине. Незнакомец находился подо льдом. Несмотря на мелководье, стеклянный слой под ним был глубоким и заваленным обломками древней каменной кладки. Казалось, мужчина летел вниз с бесконечно медленной скоростью.
Мужчина открыл глаза и дотронулся до обратной стороны льда. Он был слишком слаб. Рафаэль выругался и ударил оружейным прикладом о поверхность реки. Лед не был прочным, и когда он освободил мужчину, тот не успел наглотаться воды, хотя и задыхался. Он был весь в крови. Снова вышло солнце, и Рафаэля осенило. Мужчина упал в горячую стеклянную тень на мелководье, и когда солнце скрылось, вода замерзла в одно мгновенье. Так он оказался в ловушке. Рафаэль встряхнул его, пытаясь привести в чувство, и помог дойти до подъемника. Это оказалось непросто. Мужчина был высоким и тяжелым.
Дети бежали за ними до самой церкви, пока Рафаэль не велел всем разойтись. Немного согревшись, мужчина объяснил на ломаном испанском, что его звали Генри Тремейн – по необъяснимым причинам Гарри – и что он воровал кору хинных деревьев в горах выше по реке, когда его поймали. Он сбежал, но пуля попала ему в плечо. Гарри храбро терпел, пока Рафаэль извлекал пулю. Он не служил в армии и после долго дрожал.
Когда Гарри согрелся, и Рафаэль перевязал ему плечо, они заметили, что дети подтащили под окошко бревно, чтобы рассмотреть иностранца. На них таращился целый ряд детских глаз. Увидев, что Рафаэль смотрит на них, дети бросились врассыпную, но вскоре вернулись. Рафаэль разрешил им остаться. Дети не издавали ни звука. Он открыл другое окно, выходившее на гору.
– Вы не могли бы закрыть это? – нерешительно попросил Гарри.
– Вы видите гору?
– Гору?
– Просто поздоровайтесь с ней.
– «Здравствуйте»?
– Неплохо.
Рафаэль закрыл окно. Он в тысячный раз подумал, знали ли полуразумные камни в земле о прибытии иностранцев. Интересно ли им было или они просто замерли в глубоком сне и даже не знали, что века сменяли друг друга, не говоря о людях, состоящих из костей и проносившихся мимо слишком быстро, чтобы поспеть за ними.
На той же неделе в деревню пришли испанцы. Они искали иностранца. Рафаэль спрятал Гарри в подвале и сказал, что никого не было. Мужчины устроили переполох и все равно обыскали каждый дом в деревне, но они не знали, что в церкви был подвал. Испанцы вернулись весной, чтобы удостовериться в словах Рафаэля, и на этот раз солгать было сложнее, потому что к тому времени Гарри свободно разгуливал по деревне. Но у священников было преимущество – они проводили мессы. Много недель назад Рафаэль подумал о мерах предосторожности и заставил каждого жителя поклясться в том, что они не выдадут тайну. Люди успели полюбить Гарри: он был щедрым и сильным. Лето выдалось коротким, и следующая зима быстро вступила в свои права. Хотя рана почти зажила и Гарри скучал по своей семье в Англии, Рафаэль отпустил его домой, переживая, что он погибнет на холоде где-нибудь в Андах.
В первый день настоящей весны Гарри вышел из сарая для дров и толкнул Рафаэля в траву. Он был выше почти на целую голову, поэтому сделал это без усилий.
– Думаю, ты сочтешь это несоблюдением шаббата. Может, перестанешь суетиться хотя бы на один день?
Рафаэль толкнул его, но не очень успешно.
