— Благодарю вас, Виктор Леонидович. Я понимаю ваши резоны. Но мы найдем возможность рассчитаться с вами по-другому…
Уж не знаю, что она имела в виду, но тут как раз сгорел Дом писателя. Шутки шутками — а жалованье в совете директоров пусть и ничтожного кафе наверняка превышало, допустим, зарплату журнального завотделом. Люди курвились тогда на мелочах (точнее, начиная с мелочей), но и сами по себе эти мелочи казались им тогда — во внезапной постсоветской нищете — немыслимыми доходами.
Правда, коррупцией я все же запятнан. Стоило мне в кафе сесть за столик с бутылкой, как закуску мне несли — не из буфета, а прямо с кухни — бесплатно. Утверждая, будто так поступают из личной любви ко мне. Впрочем, моего ученика-забулдыгу Геннадия Григорьева, не обремененного общественными нагрузками, тоже кормили бесплатно — и это уж наверняка из любви.
Кавторин с Хмельницким затеяли некие «Художественно-Уникальные Издания», радуясь, как дети, аббревиатуре. Первым издали, естественно, Баркова — но даже он не принес им особого барыша. Не выполняя обязательств перед журналом (такова версия сотрудников журнала, издатели «ХУИ» утверждают прямо противоположное), они настроили против себя редакцию и были в конце концов изгнаны. Не столько вместе с ними, сколько из-за них ушел действительно оказавшийся совестливым человеком Николаев.
Кавторин с Хмельницким продолжили коммерческую деятельность. Через пару лет я написал, что они шьют валенки и торгуют воздухом, и оба на меня страшно обиделись. Мы, мол, по-прежнему издаем высокохудожественную литературу — и только ее. С отходчивым Хмельницким мы, впрочем, вскоре помирились, понятно, за бутылкой; в ходе разговора он решительно предостерег меня против тогдашнего коньяка: «Самопальный, Витя, весь самопальный. Я им сам этикетки печатаю!» — «В ХУИ?» — спросил я. «В ХУИ», — согласился пьяненький издатель.
«Звезда» меж тем мало-помалу входила во вкус. Она печатала и рекламировала — здесь заслуга Арьева несомненна — Сергея Довлатова, она стала монопольным отечественным журналом для Иосифа Бродского (лишь однажды, везя в «Звезду» подборку Бродского, Рейн решил оказать ему услугу — и оказал медвежью, сдав стихи в «Новый мир», где их напечатали с изрядными искажениями). Входила во вкус и питерская либеральная шваль, делигировав в журнал честного и небездарного, но патологически глупого и кланово повязанного крест-накрест Якова Гордина. Прочили Гордина в главные редакторы, но в результате внутрижурнальной интриги они с Арьевым стали соредакторами — и отлично спелись. Однажды я назвал их в газете — Яшу и Андрюшу — Хрюшей и Степашей, — и в «Смену» тут же полетело возмущенное письмо за двумя подписями. Но это были еще цветочки, еще шуточки…
Я глубоко убежден в том, что главными редакторами, главными режиссерами, да и вообще главными начальниками не становятся, а рождаются. Что люди, прожившие полжизни, а то и две трети, в зависимом, подчиненном, «шестерочном» положении, попав волею случая или ценой собственных усилий в начальники, начальствуют заведомо ущербно. Репродуцируют перенесенные ими унижения, переносят их в той или иной форме на подчиненных, но не обладают и смелостью, безоглядностью, внутренней целостностью «лидера по праву рождения» — пусть сами по себе эти лидеры чаще всего бывают редкими сволочами. Печальный пример двух внештатных и заштатных литсотрудников, ставших в весьма зрелом возрасте соредакторами «Звезды», весьма характерен. Бывает, что интеллектуалы решают издавать журнал для интеллектуалов. Бывает, что представители элиты решают издавать массовый журнал для посредственностей. Со «Звездой» же — при Арьеве с Гординым — произошло нечто третье: собрались посредственности и решили издавать журнал для элиты!
Получилось у них вот что. Бродский с Довлатовым в каждом номере. Если не сами (ни тот ни другой, увы, ничего уже не пишут), то — про них. Если не про них — то про (пишущих и про них тоже) Вайля с Генисом. Или Парамонов — или про Парамонова. Любая тетя Мотя с Брайтон-Бич засылает им по электронной почте свои графоманские опусы — и ее за разом раз печатают. Тетя Мотя (в данном случае это конкретный факт) сообщает:
мой папа, заскучав на Брайтоне, перевел роман Айзека Башевиса Зингера. «Звезда» печатает папин перевод. Лиля Панн у себя в Америке прочла новые стихи Льва Лосева или новый роман Игоря Ефимова — в «Звезде» печатают Лосева и Ефимова и оба отзыва Лили Панн. Калифорнийский иммигрант, служа на фирме, производящей электронику, ненавидит своего начальника — такого же иммигранта, только более удачливого, и пишет против него памфлет. «Звезда» печатает памфлет. Из-под пера у Наталии Ивановой выливается нечто, на ее смиренный взгляд, родного «Знамени» недостойное — и она сбрасывает текст, чтобы не пропадал, в «Звезду». В Москве долго печатали сотрудника «Волги» Алексея Слаповского (пока самим москвичам было интересно печататься у него в «Волге»), потом перестали — и Слаповского подхватила все та же «Звезда». О стихах не буду, это святое: стихи у нас в городе пишет Александр Семенович Кушнер, а остальные лишь постольку-поскольку.
Это «блок» Арьева. «Блок» Гордина — публицистика. Гордин — сильная губернская голова (Достоевский), страдающая, правда, либерализмом или, точнее, либерал-идиотизмом. «Русский человек через двести лет» — под такой шапкой появилось в «Общей газете» двойное интервью с братьями Гордиными, Яковом и Михаилом. Но там не только братья, там папа с мамой, жена и тесть (покойный Леонид Рахманов), там сильный семейный клан. Однажды, в какой-то статье, я издевательски назвал Гордина «светлой европейской головой» — и корреспондентка «Литературки» попросила у меня разрешения повторить эту приглянувшуюся ей формулу.
Журнал декларирует интеллектуализм и порядочность. С интеллектуализмом все более или менее ясно, но я долгое время терпел «соредакторов» за манифестированную порядочность. И не то чтобы разуверился в ней, — оба считают себя порядочными людьми и стараются ими быть. А когда мухлюют — сами не замечают того, что смухлевали.
Учредили премию имени Сергея Довлатова. Объявили состав жюри, объявили имена финалистов. Но тут вдова Довлатова пожертвовала сто (!) долларов на премию и выразила пожелание, чтобы ее присудили Валерию Попову. Тут же все переиграли: Попова вывели из жюри, включили в число финалистов и объявили победителем. Я долго, но совершенно безрезультатно убеждал Арьева в том, что и премия, и, по большому счету, журнал на этом и заканчиваются. «Подумаешь, — отвечал он. — Подумаешь!»
И пошло-поехало. Для начала пошли-поехали в заграничные командировки соредакторы. Нет, они глубоко убеждены в том, что во всемирный «совет директоров» их приглашают за то, что они такие интересные люди, критики и писатели, а вовсе не за то, что председательствуют в ресторанной комиссии. И «Звезда», ставшая литературным журналом экономической эмиграции и потенциальной экономической эмиграции, по-прежнему обслуживает интеллектуальную элиту, а вовсе не своих промышляющих туризмом соредакторов (и дрожащих на приличном по питерским меркам жалованье — и оттого ставших еще большими холопами, чем были при Холопове, штатных сотрудников). И политический либерализм у них ненатужный — и, не помогай им Джордж Сорос, они были бы либералами все равно. И не имеет смысла «зарубать» очередной роман Михаила Чулаки — он ведь его все равно напечатает, не у нас, так в «Неве», а человек он хороший — не человек, а председатель комиссии по правам человека! Ну, конечно, чтобы постоянно думать именно так, необходимо постоянно пьянствовать, но мы ведь и пьянствуем постоянно, да только не из-за каких-то там угрызений совести — а исключительно из любви ко взаимному общению…
