– Вы не знаете легенду о подземном ходе? Местные жители говорят, что из крепости Джаваншира в Девичью башню… – увидев недоумение на лице Рейхан, Лачин быстро пояснил: – Ту, которая тут недалеко, в Исмаиллинском заповеднике, не ту, которая в Баку, конечно. Да, говорят, что ведёт тайный туннель из одной крепости в другую.
– Они его видели?
– Нет, его никто не может найти. Археологи искали – и не нашли. Я тоже пару раз осматривался тут…
– Почему тогда местные жители решили, что он есть?
– Ну… должно быть, легенда переходит из поколения в поколение…
Рейхан промолчала. Секретные туннели – совсем не редкость для крепостей, но за четырнадцать веков тайный ход должен был слиться с природой, стать домом для древесных корней и бледных подземных тварей.
– А ещё, как говорят, одна из жён Джаваншира любила растения и разводила здесь уникальные цветы, каких больше в мире нигде нет.
– И они до сих пор живы?
– Этого не могу сказать. И я не разбираюсь в цветах.
Глубокая царапина, пересекавшая холм Венеры на правой руке, уже не кровоточила, едва заметно пульсировала и действовала на нервы. Рейхан предвидела, что царапина ещё даст о себе знать, но нечто странное отвлекло её от боли.
В тумане по верхушкам деревьев, росших на горе пониже тропинки, шла высокая тёмная человеческая фигура расплывчатых очертаний, и вокруг головы её жизнерадостным нимбом висела радуга.
– Смотрите, ангел ЛГБТ, – Рейхан указала на тень. То был Брокенский призрак – явление нередкое, но впечатляющее. Рейхан впервые видела его и не так много о нём знала, и всё же она была уверена: если по дороге идут двое, то и тень должны отбрасывать двое. Она раскинула руки в стороны. Призрак повторил её движение.
«Значит, тень в туман не отбрасывает Лачин», – подумала Рейхан и поглядела ему под ноги. Освещение было слабым, но тень, обычная человеческая тень, у него всё-таки имелась. Однако призрачного двойника в тумане удостоилась только Рейхан.
«Повсюду знамения, знаки, символы, – размышляла Рейхан, осторожно ступая по тропе, становившейся всё более крутой и скользкой от сырости, – но кажется, я разучилась их читать. То, что призрак один – говорит ли это о предначертанном мне вечном одиночестве, или они дают мне понять, что не стоит Лачину быть рядом со мной? Да я, в общем-то, и не планировала». И она прислушалась к его дыханию. Оно было… красивым. Тяжёлый подъём заставил лёгкие работать с утроенной силой, но Лачин не пыхтел, не отдувался, как делали бы другие на его месте, его вдохи были почти бесшумны, а выдохи – словно полёт совы. Рейхан вдруг пришло в голову, что один из них мог бы спокойно столкнуть другого с тропы, в облачную пропасть с деревьями и рекой на самом дне, и это убийство никогда бы не раскрыли. Не посетила ли Лачина та же мысль? Возможно, что посетила, и теперь он идёт и думает – а не столкнуть ли мне её, пока ей не захотелось… Она играла в эту игру с бесконечными допущениями, пока всерьёз не испугалась. Мысленно отругав себя за ребячество, Рейхан присела на пенёк отдохнуть. Она делала вид, что смотрит на окружающие их деревья, а сама изучала историка, и всё больше его лицо казалось ей интересным. Мало того, что розовое опьянение ещё владело ею, так ещё и осенние леса дышали романтизмом, вызывавшим желание откинуться назад и быть подхваченной сильными руками. Как-то раз Эллада сказала ей (они поехали вместе на отдых, и за пятнадцать дней Рейхан влюбилась девять раз): «Ты совсем как ребёнок в магазине. Что видишь – то хочешь. Странно, что это у Джамили, а не у тебя толпа детей». Рейхан и не подумала обижаться, а лишь ответила: «Джамиля любит мужчин как типичная женщина – и не в лучшем смысле этого слова. Я же люблю их, как любят цветы. Безответственный человек сорвёт цветок и будет наслаждаться им дома, пока тот не завянет. Но я же ответственная. Как бы мне ни хотелось забрать их себе, приходится оставлять». Кажется, Эллада её не поняла.
– Никогда не видел, чтобы девушка одна вот так путешествовала, – дерзнул наконец Лачин. – Вам не… скучно?
Он хотел сказать «страшно», и сам не мог понять, почему в последний момент передумал.
– Как в лесу вообще может быть скучно?
Люди слишком часто удивлялись тому, что Рейхан любит бродить одна – как будто она настолько неинтересный, поверхностный человек, что ей для веселья непременно нужна большая шумная компания.
– Вы тоже один. Вам не страшно?
– Чего мне бояться? Я мужчина.
– Медведю всё равно, – ехидно ответила Рейхан.
– А здесь что, медведи есть?
Медведи наверняка водились – мелкие запуганные звери, скрывающиеся далеко в зарослях, чтобы не попадаться на глаза шумным, нечистоплотным, приставучим двуногим.
Всю оставшуюся дорогу Лачин высматривал медведей, хотя ни за что не признался бы в этом даже самому себе. А потом они добрались до вершины горы – туда, где крепость Джаваншира оборонялась от своего единственного несокрушимого врага – времени.
– И охота было кому-то на такую высоту камни таскать, – Рейхан с опаской задрала голову, рассматривая то немногое, что осталось от внешних стен. Ещё немного – и растения совсем захватят их, раздерут на куски и переварят, а ведь ни один враг ни разу даже не дошёл до этого укрепления – стоило ли так стараться? Саму себя она видела со стороны, как лишнюю деталь на совершенном полотне, изображающем победу жизни над человеческим стремлением к смерти. Если бы только, как во сне, она могла воспарить над горами бесплотным, совершенным наблюдателем.
Здесь не было и тени его – прекрасного принца-лягушонка, только шныряющий по местности историк. Сколько бы ни гналась она за своими снами, реальность всё равно оставалась жалкой подделкой.
Внутри крепости деревья и травы разрослись, как им хотелось, укрыв тенью остатки стен и башен. Лачин фотографировал всё подряд, Рейхан знала, что и её он запечатлел, словно бы случайно.
– Как они здесь жили? – спросила Рейхан не то себя, не то историка, не то саму крепость. Подъём не закончился за стеной, гора всё росла вверх, и склон был слишком крутым для человека.
– Тогда всё было по-другому.
Рейхан перевесилась со стены и поглядела вниз.
– И это всё, что осталось?
– Нет. Вот тропинка наверх, видите? Выше остатки внутренней крепости.
Рейхан ужасно надоело лазать по неприветливым зарослям, лет ей было уже не семнадцать, но она бы не успокоилась, если, пройдя такой долгий путь, не убедилась бы, что увидела абсолютно всё. Пробираясь вверх – кусты пытались удержать её, цепляясь колючками, – она почувствовала усиливающийся аромат чего-то съедобного, вкусного и, поискав глазами среди пышных трав, заметила побеги луговой мяты. Осторожно сорвав несколько листочков, Рейхан растёрла их в ладонях, глубоко вдохнула пряный запах и сразу почувствовала себя намного бодрее.
Совершив пару агонизирующих изгибов, тропинка пропала – ни у кого из немногочисленных посетителей крепости не хватало сил и духу добраться до вершины. На тлеющих остатках гордости династии Михранидов праздновал победу роскошный сад. Стены внутренней крепости едва выступали из-под земли. Рейхан насчитала пять полукруглых башен, когда-то поддерживавших углы. За двумя стенами гора резким обрывом спускалась к реке, круто повернувшей на северо-запад.
