Алтай чуть не наступил на гюрзу. Бесцветная, почти слившаяся с землёй, она заснула в тепле умирающего октябрьского солнца, беспечно, потому что не ожидала нашествия целой толпы людей. Алтай в последний момент отдёрнул ногу, и испугался он больше не за себя, но за змею – мог ведь задавить её насмерть.
– Странно, обычно в это время они прячутся, – сказал Меджид.
– Эта вылезла специально для меня. Как женщина сегодня на дороге. Как Чингиза мать.
– Ты всё-таки проверь на себе джаду.
Змея неохотно поползла прочь от съёмочной команды. Кто-то предложил убить её, чтобы не мешалась под ногами у игроков. Алтай сказал, что ещё одно подобное предложение закончится для инициатора увольнением.
– Раньше ты так легко людей не увольнял, – заметил Меджид.
– Мне надоело. Я начал уставать. – Он с отвращением оглядел место съёмки и суетящихся работников, у которых, как всегда, всё шло вкривь и вкось. Вид могил напомнил ему, что пора бы навестить родственников на кладбище. Обычно эти визиты приносили ему успокоение, ответы на многие вопросы находились сами собой.
Эльнур, прихрамывая (пешие переходы доконали его, по городу он передвигался не иначе как на подаренной отцом машине), волочился рядом с Самирой и играл с ней в известную игру «Я-Знаю-Ты-Только-Для-Вида-Ломаешься». Самира не держала Эльнура ни за человека, ни, тем более, за мужчину, поэтому искренне призналась, что считает его «нищебродом», а его лицом можно Сатану напугать (который сначала явится на его голос), и это окончательно убедило её воздыхателя, что она с ним напропалую заигрывает. В конце концов он ей так надоел, что был послан матом. Тогда Эльнур заявил, что приличные девушки матом не ругаются, и лишил Самиру своей компании, оставив мучиться от ревности и разбитых надежд, когда он перекинулся на Лейлу. Что Лейла лесбиянка – он не уяснил. Он не верил в существование лесбиянок, в его представлении девушка могла объявить себя любительницей других девушек только для того, чтобы хоть как-то оправдать свою непопулярность у противоположного пола, ну или, в крайнем случае, чтобы отвадить непонравившегося парня. Себя Эльнур не считал не способным понравиться. Впрочем, от Лейлы он сбежал ещё быстрее: при помощи пары изящных силлогизмов она доказала ему, что он испытывает сексуальное влечение к собственной матери, и всё это было снято на камеру. Эльнур всполошился и забросал психологиню наспех слепленными ругательствами, а затем потребовал изъять запись, уничтожить, чтобы ни одна сволочь никогда её не увидела. Оператор, невинно улыбаясь, заверил его, что этого эпизода, конечно, не покажут. Получив гарантии, Эльнур успокоился и решил попытать счастья с Егяной – эта уж точно не откажет, на неё вообще никто никогда внимания не обращал, уж тем более такой красавец, каковым Эльнур себя считал. Он заговорил с ней, и разговор действительно завязался, но внезапно Эльнур понял, что обращается с ней так, словно она – любопытная престарелая тётушка его друга, и диалог у них складывается далеко не романтичный.
– Это хорошо, что мы сюда пришли. На кладбище, в смысле. У меня тут дедушкина могила. – Весь вид Егяны вызывал желание поговорить о семейных древах, могилах и «вспомнить былое». – Дедушка сам из Шемахи. У него здесь сестра жила. Он половину времени с нами жил, а половину – у сестры. Тут умер, и его тут похоронили. Я давно к нему не ходил. Заодно пойду как раз.
– Да, это очень правильно, – поощряющим тоном преподавателя словесности произнесла Егяна, и Эльнур отпал, как пиявка, насосавшаяся крови.
Он и правда задержался у окраины кладбища, благо у них оставалось достаточно времени до начала состязания.
– Ну, что будет на этот раз? – озорно спросил Меджид. – Какие сюрпризы на наши головы?
– В основном на мою. – Алтай достал пачку сигарет, обнаружил, что она пуста, и смял её. – Твою мать. Кончились. У тебя не будет? – Меджид угостил его и заявил:
– Ты слишком много куришь. Это тебе уже я говорю.
– А что мне, бросить? Ради чего? Единственная радость в жизни.
– Есть ещё Анастасиюшка.
– Иди ты в жо… – Мы никогда не узнаем, куда именно Алтай хотел отправить друга, потому что его прервали подозрительные вопли, и они всё приближались.
– Началось, – не без удовлетворения сказал Меджид. – Ты, наверное, лучше спрячься, а я пойду разберусь.
– А мне плевать!!! А плевать мне!!! Дайте мне телефон!!! Мне нужно позвонить!!!
Вокруг заходящегося в крике Эльнура собрались все незанятые ассистенты и координаторы и Алтай с Меджидом.
– Дайте мне телефон! – требовал он.
– В чём дело? – вмешался Алтай. – По правилам у участников не должно быть телефонной и интернет-связи.
– Идите в глаза себе засуньте ваши правила! Мне надо позвонить бабушке!
– Бабушке? Если вы позвоните бабушке, или дедушке, или собачке своей – покинете игру.
Эльнур начал метаться среди могил, как таракан по картонному лабиринту, и, наконец, сделал свой выбор:
– Идите со своей игрой! Честь семьи!!! – испустив этот боевой клич, он выхватил у остолбеневшей ассистентки режиссёра телефон и поскакал с ним прочь, не переставая взвизгивать и причитать. Скоро он скрылся в глубине кладбища.
– Итак, все мы видели, как член «Тигров» почему-то добровольно ушёл из игры, – сказала Тарана в одну из камер. Алтай ухватился за плечо колышущегося от смеха Меджида.
Причины такого странного сольного выступления Эльнура стали ясны позже. Он-таки нашёл могилу дедушки, но по удивительному стечению обстоятельств в тот день его дедушку решил навестить кое-кто ещё. Женщина пятидесяти пяти лет, ровесница матери Эльнура, серое скромное существо, замотанное в платок, склонилась над могилой и по-хозяйски шебуршилась на ней, выдёргивала сорные травы, переставляла искусственные цветы. Сначала Эльнур смутился, подумав, что перепутал могилы, но вчитался в текст надгробия – ошибки не было. Тогда он предположил, что женщина – забытая родственница. Может быть, ещё одна сестра деда.
Она тоже не ожидала встретить здесь Эльнура, а потому участливо спросила:
– Ты здесь что-то ищешь?
– Это могила моего деда.
– Нет, не может быть. Ты перепутал. Это могила моего отца.
– Нет, – заупрямился Эльнур. – Это могила моего деда, отца моей матери и моего дяди, мужа моей бабушки. А вы кто?
– Что ты несёшь?! – Женщина разом растеряла свою доброту. – Здесь похоронен муж моей матери! И у него только один ребёнок – я!
– У него два ребёнка – мама и дядя!
– Что же вы тогда на похороны даже не приехали?!
– Мы в Турции отдыхали, не смогли приехать! Его сестра его хоронила! Мы дома все четверги справляли и сорок дней!
– А что же вы даже деньги на памятник не дали?! Я сама ставила!
– Его сестра сказала, что не нужны деньги на памятник, уже есть!
