– Фотограф, – быстро сказала Рейхан.
– Фотограф? – подозрительно переспросил Эльнур. – Про фотографа мне ничего не говорили. Где ваша камера?
– Для вашей заварушки и телефона хватит, – отрезала Рейхан. – Давайте, устройте шоу. Продемонстрируйте нам все глубины мерзости человеческой души.
– Чего? – удивилась Рамзес II.
Рейхан молча уселась на неустойчивую скамейку под яблоней и приготовилась наблюдать. Если можно было бы представить скандал в виде графика, где ось x обозначала бы время, а у – накал страстей, то он имел бы вид параболы. Городские захватчики рассчитывали на численное превосходство и законность своих притязаний, но вторую жену известие о том, что она не единственная, вовсе не обрадовало, и это было заметно по остервенению, с каким она набрасывала овёс гусям. Поэтому терпела она недолго и со всей силой своей, взращённой на деревенских продуктах и свежем воздухе предгорий Большого Кавказа, дала отпор нагрянувшим родственникам. Дочь её тоже разрушила первое впечатление скромного и забитого существа. Была она бездетной вдовой, а потому только и ждала повода выместить на ком-нибудь злость. Очень скоро то, что начиналось как дипломатические переговоры, переродилось в кабацкий мордобой, а финальную точку в нём поставило надетое на голову Рамзесу II ведро с мусором. В этот момент Рейхан, довольная изяществом, с которым злодеяние матери Эльнура вернулось ей бумерангом, зааплодировала. Со стороны потерпевшей никто этого не заметил – они спасались бегством, а вдогонку им неслись гуси, щёлкая страшными зубастыми пастями. Последними место происшествия покинули журналист и «фотограф».
– Ну и люди, – сказал Ильдырым. – Между прочим, вы могли бы действительно сделать пару фотографий. – Он успел заметить, что Рейхан ни разу не обнажила телефон.
– Мне за это не платят. Хотя кадр с ведром на голове вышел бы шикарный. Такой рыцарь-тевтонец.
– Куда вы теперь, в Баку? – спросил журналист с надеждой, когда они вышли на нечто вроде главной улицы.
– Хочу пройтись до Келеханы, к старым Едди Гюмбяз.
Он и не знал, что существуют ещё и старые усыпальницы, и напросился пойти с Рейхан. Приятных чувств он не вызывал, но, отправляясь в незнакомое место, всегда лучше держать кого-то рядом, рассудила она.
Дорога – две полосы протёртой колёсами голой земли и травянистый вал посередине – вела сквозь убранное пшеничное поле; лишь на обочинах осталось немного колосков. Прогулка была лёгкой, поле нежно шелестело, и Рейхан подумала, что день, может быть, и не такой уж неудачный, к тому же она прибрала к рукам несколько спелых колосьев. Полчаса спустя они вышли к деревне, ничем не отличающейся от Адналы, обогнули её по краю, и перед ними на фоне полей и гор предстал прелестный ансамбль из двух полуразрушенных и пяти уцелевших мавзолеев, похожих на карандаши, растущие из земли.
– Эти мне нравятся больше, – сказала Рейхан. – Нет кладбищенского декаданса вокруг, только зелень и природа.
– Здесь уютнее, – согласился Ильдырым.
Рейхан сделала несколько фотографий на память и уже собралась заглянуть внутрь одной из усыпальниц, как вдруг из чёрного проёма выскочил, напугав их обоих чуть ли не до сердечного приступа, пожилой мужчина в лохмотьях, крича и взмахивая руками, точно ворона. Зубов у него во рту почти не осталось, и улепётывающие Рейхан с Ильдырымом с трудом разобрали, что он говорил. Он требовал, чтобы они убрались из его владений. Навстречу им из дома выбежала женщина, размахивая длинной палкой для взбивания шерсти. Миновав Рейхан и журналиста, она врезалась в маньяка из гробницы и начала колотить его так энергично, словно ковёр выбивала, приговаривая:
– Тебе сколько раз говорить, старый ты сын ишака, чтобы перестал там сидеть и людей пугать!
– Я потомок ширванских ханов, это моё право!
– Ты потомок змеи и собаки! Смотри, бедную девочку как напугал. – Рейхан и правда почему-то выглядела неважно, к тому же у неё стремительно начинала болеть голова – та самая, которая никогда не болела. – Вы не обращайте внимания, гуляйте где хотите, это мой брат, он ненормальный, думает, что он внук последнего из ханов, охраняет вот своих предков. С городского кладбища его выгнали, а то он и там…
Больше Рейхан ничего не услышала, потому что потеряла сознание.
Она очнулась под низким потолком, давно нуждавшимся в побелке. С потолка свисала жалкая пыльная люстра с тремя плафонами. Все тона зелёного хороши и радуют глаз, но тому, кто красил комнату, очевидно, повезло-таки отыскать единственно возможный омерзительный оттенок этого цвета. Рейхан снова закрыла глаза и сосредоточилась на оставшихся у неё чувствах. Подушка под её головой, судя по ощущениям в затылке, была набита сухими листьями и тонким хворостом.
– Вы очнулись! – раздался рядом голос Ильдырыма.
– Это вас на факультете журналистики научили так смело оглашать неприкрытую правду?
– Я о вас беспокоюсь, а вы издеваетесь.
Рейхан открыла глаза и увидела над собой озабоченного «опоссума». «Какой позор, – подумала она, – теперь он будет думать, что я обморочная барышня вроде тех, кто теряет сознание в переполненном метро или при виде собственного использованного тампона! А ведь это даже не мой обморок!» Она попыталась встать, но была ещё слаба.
– Может, «Скорую» вызвать? Только вот доедет ли она сюда?
Вошла та самая женщина, которая била братца палкой для шерсти. Она живо влила в Рейхан стакан какой-то гадости, та даже не успела оказать сопротивление.
– Часто с вами так? – спросил Ильдырым.
– Похоже на ишемическую атаку, – пробормотала Рейхан. – Нет, никогда не было ничего такого. Видимо, мой организм не приспособлен к скандалам. Мне пора домой.
– Останься, девочка моя, – сказала женщина. – Ты слаба.
– Я сильна! – вскричала Рейхан, но тут же овладела собой. – Нет, большое спасибо. Меня дома ждут. Будут беспокоиться.
– Я за ней присмотрю, – пообещал Ильдырым. – Здесь можно на чём-нибудь проехать через поле?
– Трактор есть, но он уехал.
Рейхан, невзирая на попытки отговорить её, пошла назад пешком. У такси, исправно дожидавшегося её, Ильдырым сказал:
– Давайте я подвезу вас до дома. Всё равно же нам по одной дороге ехать.
– Нехорошо так с таксистом поступать. Мы уже договорились, и он меня ждал.
– Ну тогда хотя бы оставьте мне свой номер телефона, я позвоню вам и узнаю, как вы доехали и как себя чувствуете, – умолял Ильдырым. Рейхан насмешливо посмотрела ему в глаза.
– А что скажет ваша жена, когда вы начнёте звонить неизвестной женщине?
Он словно спешил на распродажу и врезался носом в раздвижные стеклянные двери – они должны были сами открыться перед ним, но почему-то не открылись. Справившись с первой волной неловкости, Ильдырым осторожно спросил:
– А вы почему так уверены, что я женат?
