– Что ты руками тогда хватаешь, идиот?! – испугался Алтай. И сощурился: – Вообще-то, на джаду непохоже. Мне казалось, оно должно быть как-то объёмнее…
Меджид уже развернул ткань и таращился на две фотографии. Они размокли от дождя, но узнать людей на них всё ещё было возможно.
– Вот же гадина! – воскликнул Алтай.
Несчастная Нюсики и не подозревала, что приворожённый совершит внеплановый поход к родне. Она была уверена – колдовство её действует как надо, ему нужно только набрать обороты, и Алтай, отдав Тарану Меджиду, только подтвердил это. Но вчерашний инцидент в «Куропатке» не мог не всколыхнуть в ней новых опасений. Кипучая, деятельная натура её требовала принять радикальные меры. Один метод всегда её подводил, однако очень ей нравился, и она рассчитывала, что однажды он всё-таки подействует. Нюсики раздобыла номер старого друга-фотографа. Он таки сделал себе имя, и не без её участия, так что был кое-чем ей обязан.
Друг обрадовался призраку прошлого и охотно согласился поснимать свою «старую модель», как он имел неосторожность выразиться. Нюсики собрала вещи во вместительную сумку – чёрную кожаную портупею, такой же чокер с металлическим кольцом, в незапамятные времена купленные, но не ношенные алые лаковые ботфорты до середины бедра, кружевные стринги и белую мужскую рубашку. С этим набором настоящей леди Нюсики тряслась в автобусе, презрительно глядя на «сокамерников» – скоро, скоро она пересядет на личное авто, а вся эта убогая масса будет смотреть из грязных окошек лоховоза и завидовать!
Это было как вернуться в отчий дом после долгих скитаний – в фотостудии стоял знакомый запах пластмассы и пыли, старый деревянный паркет скрипел ровно так, как она помнила. Из высоких окон на белый бумажный фон, уже основательно затоптанный, падал мистический свет. Нюсики счастливо вздохнула: вот он, храм искусства, место, где во всём блеске раскрывается её красота! При Алтае она чувствовала себя скованно, он постоянно давал ей понять, что она недостаточно хороша для него, смеялся над любыми её попытками стать лучше, не замечал, когда она перекрашивала волосы и рисовала самые модные узоры на ногтях, и даже когда они занимались любовью в опустевшем офисе (до обидного редко, когда в последний раз? Она уже и не помнила, должно быть, три месяца назад), он всегда выключал везде свет и разворачивал её спиной к себе. Другое дело – объектив фотоаппарата! Вот кто был её настоящим любовником, щедрым и благодарным.
Несколько лет, что они с другом не виделись, поубавили на его голове волос, а на теле прибавили жира, но он остался всё тем же улыбчивым и слегка застенчивым – на удивление застенчивым для человека, специализирующегося в основном на эротической фотографии – лопоухим пареньком, каким Нюсики его помнила. Они радостно поцеловались.
– Я вот притаранила шмотья. – Нюсики помахала сумкой. – Реквизит же есть у тебя?
– Конечно!
Ни капли не стесняясь, она переодела трусы прямо при нём, набросила рубашку – несколько верхних пуговиц расстёгнуты – затянула портупею вокруг живота, а чокер – вокруг шеи, влезла в ботфорты. Они стиснули её лодыжки, как испанский сапожок, и не застегнулись до конца, но фотограф убедил Нюсики, что это легко исправить в фоторедакторе.
– Прошу, – жестом он пригласил свою модель на бумагу и зажёг студийный свет. – Это всё в твоём распоряжении!
Нюсики с восторгом обвела взглядом лестницу-стремянку, старинный стул, стоячее зеркало, хлыст, большой чёрный пистолет и непонятно как затесавшегося в компанию плюшевого медведя. Этим вещам предстояло быть изнасилованными.
– Ну что, теперь ты убедился насчёт джаду? – спросил Меджид, наблюдая, как Алтай с перекосившимся лицом кремирует над зажигалкой обе фотографии.
– Эта дура не джаду сделала, а, наверное, что-то вроде приворота.
– И как, ты ощущаешь себя пылко влюблённым? – заржал Меджид. – А я слышал, что если неправильно приворот сделать, то начинается жопа по всем фронтам.
Алтай вспылил.
– Что ты предлагаешь мне сделать?! – заорал он. – Убить её?!
– Убить нет, но прогнать можно, – спокойно ответил Меджид. – К тебе в офис заходить противно стало с тех пор, как она там. Нездоровая атмосфера.
– Я не могу её сейчас прогнать, – сказал Алтай. – От меня и так все сотрудники бегут. А она не бросает меня. Работает за всех.
– Это сейчас. А потом увидишь, какой она тебе выставит счёт, – со знанием дела заявил Меджид.
– Посмотрим, как она это сделает. Ладно, нам не пора ехать?
В дороге Алтай листал новости культуры в телефоне и в какой-то момент издал возмущённый возглас.
– Что там? – не отрывая глаз от дороги, спросил Меджид.
– Ты посмотри, через день после нас! В крепости Джаваншира нашли этот самый легендарный подземный ход!
– Де сян оль!
[25]
– Сейчас, вот… «В крепости Джаваншира, которая… так-так-так… молодой историк, член Академии наук и так далее… Лачин Агазаде случайно обнаружил секретный туннель, о существовании которого велись споры… Лачин Агазаде заявил, что подземный ход нашла туристка по имени Рейхан – интересно, мне часто встречается это имя в последнее время, – которую привлёк необычный цветок на развалинах – о цветах жены Джаваншира читайте в этом материале… пошла рассмотреть его получше, и земля под её ногой провалилась – тяжёлая, наверное, была туристка – так мы нашли пустоту. Я посветил туда фонариком и увидел нечто вроде ступенек…» Короче, эти двое разрыли вход в туннель и прошли по нему.
– Куда он привёл?
– Никуда, закончился завалом примерно на середине. Если бы этот балласт по кличке Нюсики не заставил меня сидеть на месте и жрать, туннель мог обнаружить я. – И Алтай так и эдак принялся обдумывать эту мысль, пока она не начала огорчать его даже сильнее, чем потеря машины.
Эпизод седьмой проходил сразу в двух недалёких друг от друга локациях: построенном у скалы мавзолее Дири Баба и миниатюрном пещерном городе в селении Сюндю. Мавзолей был местом упокоения святого (по преданию – нетленного) и объектом постоянного паломничества, поэтому не могло быть и речи о том, чтобы устроить игру внутри, тем более что там было тесно – на лестницах двоим не разойтись. Испытания ждали участников в небольших углублениях, выдолбленных в скале. В разные времена в этих укромных кельях останавливались паломники и прятались разбойники. Команды добирались пешком из деревни Адналы близ Шемахи – там их с великой радостью разместили в своих домах местные жители (жизнь в деревне не отличается разнообразием, а им ещё и заплатили).
Оператор Сулейман, следовавший за «Непобедимыми», наконец признался себе, что влюблён в Мари. Они часто болтали, когда команда просто перемещалась с места на место и не происходило ничего интересного, и, можно сказать, подружились. Ему нравилось снимать её, особенно крупным планом. Сейчас Мари стояла на возвышенности, напротив построенного в скале двухэтажного мавзолея – высокая, тонкая, короткие светлые волосы треплет ветер. Кадр получился эпический. «Закончится игра – точно позову её на свидание, – пообещал себе оператор. – Только бы она не победила. А то решит, что это я из-за денег».
