— Ник!
Я видела его, стоящего перед пылающим зданием.
Я бежала и понимала, что не успеваю. И что не бежать надо, а возвращаться в дом. Звонить. Вызывать пожарных, выводить людей. Что такое пламя может проломить защиту, и тогда зверь, вырвавшись на волю, сожрет и камень, и плоть.
Но…
Ник!
Он медленно развел руки, встав на пути огня. Я издали ощущала жар, и видела, как дымиться одежда на Нике. Как начинает она тлеть. Как поднимаются и вспыхивают белые волосы.
Я задыхалась от дыма.
И жара.
Я чувствовала, что вот-вот сама вспыхну. А он даже не обернулся. Он подходил к огню, медленно, будто не замечая, что старая его куртка занялась, а с ней и майка, и брюки. Что на земле от него остаются черные следы, в которых начинают тлеть угли. Что пламя отступает, но не из страха. Оно, звериною натурой своей, чувствует опасность и готовится атаковать.
Нельзя подходить к незнакомым драконам.
Нельзя лезть в бушующее пламя.
Нельзя… считать себя бессмертным, даже если ты — урожденный Эшби. Ник, кажется, забыл.
Я сделала шаг.
И еще…
Стены мастерской того и гляди рухнут. Кто бы ни устроил поджог, он постарался, чтобы от мастерской остались лишь угли. А что с домом? На нем защита, но старая. Выдержит ли?
Еще шаг.
Жарко. Жар пробивается сквозь куртку. И мне случалось получать ожоги. Мало удовольствия. Болят, заживают долго. Щеки ноют. Воздух сухой, дерет горло и нос. И кашлять буду потом… если выживу. Мне бы до Ника добраться.
Выдернуть его, пока он не шагнул в сердце огня.
А он почти добрался до обугленной двери. И вдруг, остановившись, заговорил. Его голос вплетался в шум пламени, он звучал здесь и вокруг, заставляя огонь прислушиваться.
Подчиняться.
И я остановилась. До Ника с десяток шагов, но я не пройду. Даже в своей куртке, пропитанной спецсоставом. Штаны вон, дымятся, и того гляди, плавиться начнут. Ник вовсе горит, но не замечает.
Не понимает.
Он беседует с миром и огнем, уговаривая тот отступить. Это не магия, не та, которой учат. Это нечто большее, но главное, что его слышат.
Понимают.
И принимают право повелевать. Вот огонь скатывается, складывается, он становится меньше, плотнее. Рыжие побеги еще оплетают деревянные стены, но это — мелочи. Сам дом вздыхает, как мне показалось, с немалым облегчением.
Он тоже боится.
Кто сказал, что дома не знают страха?
А я… я все-таки решаюсь. Я знаю, что Ник будет зол. Но выдержу… я сильная, как говорят. И дойду. Тем более, жар спадает, и песня звучит тише. Каждый мой шаг поднимает облачко пепла, который кружит-кружит. И дышу я гарью, копотью и ядовитым дымом.
Завтра будет плохо.
Но ничего, главное, что завтра будет.
Я успела. Я дошла до Ника и, стянув свою куртку, набросила на его плечи, сбивая остатки огня. И когда он покачнулся, я подставила свое плечо.
А потом позволила опереться на себя.
Я и вправду сильная.
Глава 35
Лука не спал.
Он закрыл глаза, прислушиваясь к дыханию женщины, которой не должно было быть рядом, но она была. Тонкая. Хрупкая. С рисунком шрамов на спине, которого она стеснялась, хотя этот рисунок был красив, как и все в ней. Жаль, что Лука не сумел ее убедить.
И вряд ли сумеет.
Утром она сделает вид, что ничего не произошло. А Лука примет это, потому как и вправду проще. Взрослые люди играют во взрослые игры. Но пока она спала.
А он смотрел.
И еще слушал.
Слухом его Господь и вправду наградил чересчур уж острым. И порой это доставляло немалые неудобства. Как теперь.
Ворочается в номере мальчишка, который мог бы умереть. Об этом ли думает? Или просто не спится? И потому он встает со скрипучей кровати, будоража не менее скрипучий пол.
Бродит внизу хозяйка, толстая неряшливая женщина, которая выглядит одновременно и жалкой, и злой. Тоже не спится?
Совесть не чиста?
Или просто возраст? Джонни похрапывает. Он единственный кажется далеким от здешних дел и оттого счастливым. Он занят телами и не желает большего. Правда порой начинает смеяться во сне.
Много людей. Слишком много, чтобы спать спокойно. Да и в принципе не любил Лука новых мест, тем паче столь ненадежных. Двери хлипкие. Окна и вовсе едва-едва закрываются. И вынести их можно хорошим толчком, или вовсе не выносить, но просунуть в щель проволоку с крючком. Находились ловкачи. А тот, кого они искали, определенно был ловок.
Милдред вздохнула во сне. Приоткрыла глаза. Мутный взгляд ее сосредоточился на Луке.
— Спи.
— Что-то не так.
— Где?
— Не знаю.
Она попыталась сесть, но Лука не позволил, завернул ее в одеяло — не хватало еще простудиться — и велел:
— Спи. Это просто тревога. Бывает.
— А ты?
— И я буду спать.
— Сейчас?
— Чуть позже…
Он не удержался, потерся о ее волосы, которые все еще пахли яблоками. И Милдред вздохнула, закрыла глаза, возвращаясь в прерванный сон.
Замки надо менять.
И на окнах тоже. Хорошо бы и окна поменять, но этого бюджет не предусматривает. Запросить из Тампески подмогу? Там будут рады. Наводнят городишко полицией, объявят комендантский час, от которого толку не больше, чем от клаксона на лисьей охоте. Патрули не помогут.
И люди.
Здесь иначе надо. И все-таки не шли из головы те куклы в темном кабинете. Имена Лука отбил, пусть проверят, что у них тут с детьми приключается. Скорее всего, конечно, пустышка. Люди в ненависти своей порой сами создают химер, и это не исключение, но… все равно, пусть проверят.
Личность девушки установить надо бы, той, которая из закусочной.
Наведаться к матушке этой Уны, может, она расскажет чего интересного. И вообще, дел множество.
Звук этих шагов был едва различим. И потому Лука моментально сбросил дрему. Осторожно приподнялся, сунул под голову Милдред подушку. Прислушался.
Спит.
И дыхание ровное.
Хорошо. Шаги… может, ему почудилось спросонья, ибо сейчас в коридоре было тихо. А ведь пол здесь еще тот, под собственным весом Луки просто-напросто прогибается.
Тишина.
И хихиканье Джонни. Тот, другой парнишка, лег в кровать, но не спит, ворочается. Или это он во сне? Главное, что кровать скрипит на все лады.
