А ниже электронного неистовства, в тёмном подвале Вселенной, таятся чудовищные энергии, сплачивающие пространства и времена…
– Гарин! – строго окликнул военрук.
– Да? – очнулся я от физических грёз.
По классу прокатился смех, а Зенков, мявшийся около учительского стола, с надеждой глянул на меня – в руках он держал затвор.
– Разобрать, – приказал Макароныч, вручая мне «калаш», – и собрать!
– Есть, товарищ майор, – хладнокровно ответил я.
– Время засекать? – прищурился военрук.
– А давайте!
Майор поднял руку, глядя на часы, и дал отмашку.
– Начали!
Ухватив автомат за цевьё левой рукой, правой я взялся за рожок, большим пальцем нажимая на защёлку, и вынул его. Выставил переводчик в положение «ОД», отвёл рукоятку затворной рамы назад – ага, патронник пуст. Спустил курок с боевого взвода, выудил «пробирку» пенала, отделил шомпол, крышку ствольной коробки, затвор…
Вскоре все части лежали на столе, я даже дульный тормоз-компенсатор свернул. Мельком полюбовавшись разложенными деталями убойного механизма, быстренько собрал их в обратном порядке и поставил АК на предохранитель.
– Готово!
Макароныч засёк время.
– Однако! – крякнул он. – Тридцать шесть секунд! Пять с плюсом. Молодец, Гарин, садись!
Я кивнул и вернулся на место. Пять так пять. Близняшки с передней парты оглянулись, голова к голове.
– Законно! – восхитилась Маша. – Картина «Защитник Родины». Я так ни за что, ни за что не сумею!
Света молча кивнула, поддерживая сестричку, и улыбнулась мне, как только она умела – мягко, ласково и в то же время с легчайшей грустинкой.
– Для девушек норматив пониже, – успокоил я обеих, а глядел на одну Светланку, словно отвечая на невысказанное.
Чинный порядок как будто отменили – «бойцы» толпились у стола, по очереди расчленяя бедный «калаш». Гвалт болельщиков с советчиками полнил класс, и военрук говорил на повышенных:
– Аля, не отделяй затвор от рамы одной рукой! Женя, не бросай части как попало! Это оружие, а не мясорубка! Эй, эй! Вы что, совсем? Контрольный спуск делают с наклоном, а не целясь в окно!
– Куда лезешь, мон шер? – куртуазно произнёс Жека, отпихивая Изину руку загребущую. – Моя очередь!
– Чё это? – возмутился Динавицер. – Я первый!
– Вас тут не стояло! – хохотнул Дюха, оттирая мелкого, курчавого и лупоглазого Изю. – Точка – и ша!
– Дай посмотреть! – бесцеремонно вклинилась Рита.
Мальчишки шарахнулись под напором её бюста, как тюлени от ледокола. Женька угодливо вручил автомат девушке, и Сулима благосклонно кивнула, принимая подношение.
– А чё это? – затрепыхался Изя.
– Отвали, моя черешня! – небрежно выразилась Рита, взвешивая «АК‐74» в руках.
Чтобы сосредоточиться, мне понадобились ручка и листочек.
«Берём окись иттрия, углекислый барий, окись меди, что там ещё… – возвращался я памятью в «святые девяностые». – Тщательно размалываем шихту, прессуем – и весь день отжигаем при девятистах градусах с хвостиком, плавно поднимая нагрев, градусов по сто в час. Снова всё перемалываем, порошок под пресс, чтобы уплотнить керамику, и отжигаем «таблетки», поддувая кислород. Только остужать надо медленно-медленно, так что весь процесс затянется надолго. Придётся ночью дежурить, за термометром следить, за подачей о-два… И будет нам счастье!»
Раздражённо скомкав листок, я чуть не запулил его в угол, но вовремя тормознул замах. Какое счастье, дурака кусок? Где ты его видишь? В текстурированной бляшке сверхпроводника?
Я медленно выдохнул. Всё, хватит гордыню тешить! Сегодня же поговорю с Инной. Прямо на перемене!
Словно потворствуя моему желанию, грянул звонок, отзываясь гулким эхом. «Детки в клетке» разом всполошились, загомонили, готовясь вырваться на краткую волю.
– А стрелять когда? – крикнул Сосна, дёргая молнию на пухлой папке.
– У вас сборы двадцатого. Вот тогда и постреляете. – Макароныч сгрёб автоматы и сунул их в сейф. – Вольно! Разойтись!
Одноклассники повалили вон, галдя и перекрикивая друг друга, устраивая в дверях весёлый затор, а я оглянулся на Инну. Девушка флегматично собирала портфель, обиженно надув губки. На белой лямке фартука, словно ранка, краснел комсомольский значок, а между бровей залегла печальная складочка.
Бросив взгляд в спину выходившему военруку, я встал – холодок струйкою стёк по хребту.
– Инна, я ни в чём не виноват перед тобой, – заговорил с чувством, подбираясь ближе. – Наташа – просто моя знакомая! Зимой я ей серьёзно помог, и с той поры мы не виделись. А тут вдруг встретились! Ну обрадовалась девушка, ну бросилась целовать… И что с того? Я никогда тебя не обманывал, ты же знаешь, и люблю одну тебя… Я…
Инна стояла тихая, будто потухшая и вдруг с силой швырнула портфель на парту.
– Не знаю! – тонко выкрикнула она. – Не верю! И не люблю!
Я метнулся на перехват, обнял, прижал к себе.
– Ну что ты такое говоришь! – забормотал, торопясь высказаться. – Инна!
– Пусти! – Девушка яростно вырывалась. – Пусти сейчас же!
Высвободив руку, она влепила мне пощёчину.
– Ненавижу! – исказились её вздрагивающие губы. – Ненавижу тебя!
– Да постой же… – Я с силой обхватил извивавшуюся Дворскую. – Ну послушай же ты меня!
– Пусти, сказала!
Сдавшись, я молча отступил. Девушка схватила портфель и выбежала из класса.
А меня скрутило такое отчаянье, что я не справился с собой – горючие слёзы так и брызнули. Безобразно скривив лицо, упрятал его в ладони, и плечи мои жалко затряслись. Я шипел, ругался шёпотом, но едкая влага по-прежнему жгла мои глаза. Всё кончено!
В душе разверзался космически чёрный провал, лишая надежд, утягивая мечты за горизонт событий…
– Ну вот зачем? – прорывалось навзрыд. – Зачем?
Я стоял, горбясь и шмыгая носом, ладонями возя по щекам. Прилив амока схлынул, оставляя тоскливое безразличие и опустошённость. Всё кончено… Пусть.
Спасибо Насте – положила в кармашек пиджака выглаженный носовой платок. Мягкая ткань впитала горючую мокроту, отирая зудящую кожу. «Умылся бы, спаситель СССР!» – подумал с изрядной порцией желчи.
Выцепив сумку, я поплёлся в туалет.
Вечер того же дня
Первомайск, улица Революции
Дворовые качели монотонно, уныло скрипели и ржаво взвизгивали, мотаясь под весом голенастой девчонки. Остывающий воздух ворошил её пушистые волосы, а распущенный алый бант полоскался вымпелом то за худенькой спинкой, то перед довольным личиком.