Я раз за разом прокручивал в уме свой старый стишок:
Скверную историю
Выстругала вечером —
Крест мой о три стороны.
Делать было нечего?
Близко недоступная
Шея белоствольная.
Чувствую спиною я
Древо треугольное.
Мои ладони словно впитывали сладкое приятство, каждой порой ощущая тёплую и узкую спину Риты – возникало головокружительное ощущение крайней близости, когда преодолена грань и попраны табу. Мои пальцы «нечаянно» скользнули за джинсовый вырез, и девушка подняла на меня тёмные глаза.
– Ми-ша… – шепнула она. – Не балуйся…
А сама закалачила руки вокруг моей шеи и притихла. Я почувствовал, как её настроение хорошо ложится на щемящую музыку.
– Всё будет хорошо… – проговорил тихонько, ласково поглаживая Риту по спине – и получая от утешения несказанное удовольствие.
– Ага… – вздохнула Сулима.
Задумавшись, я будто выпал из завораживающего кружения, вынырнул в трезвый реал – и осмотрелся. Дюша танцевал с Зиночкой, всё ещё не решаясь прижать её к себе. Изя, словно поменявшись с Алей ролями, втолковывал что-то своей партнёрше, а та не противилась, внимала, слабо улыбаясь. Гоша безуспешно боролся со скованностью, тиская за талию мою Настю, а Жека, кажется, малость освоился, топчась на пятачке у аквариума. С ним была Маша – Зенков рассказывал что-то неслышное мне, а девушка прыскала в ладошку. Оставшись без пары, Света разглядывала рыбок, а Инна цедила из бокала остаточек «Кампари», снисходительно роняя в наш с Ритой адрес:
– Слиплись, как пельмени!
Музыка затихла, уплывая, и мы остановились, словно не вовремя расколдованные. Выдержав недолгую паузу, в динамиках забилась «Эль-Бимбо», тягуче скользя по струнам – и проливаясь клавишным каскадом. Месье Мориа довёл до совершенства дивную мелодию Захира…
– Всё будет хорошо, – повторил я, как мантру.
Рита глянула мне в глаза, будто что-то высматривая в зрачках, и кивнула. На её губах тенью промелькнула улыбка, мечтательная и доверчивая. Девушка тут же погасила её, словно боясь выдать себя, встрепенулась и воскликнула:
– Товарищи гости! Пока горячее не остыло, его нужно слопать!
– Горячо поддерживаю и одобряю! – Мелкий Изя плотоядно потёр руки.
– Ой, ну ты и проглот!
– Да-с!
– Ешьте, не обляпайтесь!
– А по второй?
Я честно поделил недопитый «Кампари», плеснув в бокалы остатки сока, и подхватил свой, жалея, что мало. Да и градус подкачал. Коньячку бы сейчас… В голове кавардак. Всё, что ещё недавно казалось чётким и ясным, размылось совершенно, перепуталось и поменяло знак.
Впрочем, разброд эмоций и шатанье в мыслях не повлияли на мой аппетит – я схомячил две зразы и принялся за третью. А тут как раз и ликёр просочился в мозг, туманя и веселя.
– Танцуют все! – завопил Дюха, колдуя над кассетником. – Утрясём котлеты! Точка – и ша!
В следующее мгновенье загремели инструментальные куски из «Иисуса Христа Суперстар», полня комнату ритмическим грохотом. Незадёрнутые гардины пропускали синюю вкрадчивость сумерек, а подсветка аквариума ещё пуще нагоняла теней. Вуалехвост изумлённо таращился на нас из-за стекла, помахивая огнистыми плакучими плавниками.
– У-у, рыбон! – дразнился на него Динавицер, исполняя ритуальный танец кроманьонцев.
Я хотел отсидеться, но не тут-то было – близняшки ухватились за меня и потащили в общий круг.
– Нечего, нечего! – заявила Маша, перекрикивая громы инструментов.
– Не отрывайся от коллектива! – рассмеялась Светлана. – Вельми понеже!
Она выплясывала с особенным удовольствием: познав скорбный удел калеки, Света ценила саму способность двигаться и танцевала самозабвенно, словно навёрстывая упущенное за жуткие месяцы паралича. Покачиваясь под музыку, она гибко приседала и сразу же вытягивалась стрункой, крылато взмахивая руками.
– Повтори! – крикнул я.
Светлана догадалась, о чём я, рассмеялась и повторила для меня, словно в приватном танце – «Кампари» раззадорил всех. Моя Настёна тоже была в ударе – раскрасневшаяся, она извивалась на тему сальсы, крутилась, быстрыми пассами поднимая руки, а сияющие глаза смеялись победоносно и торжествующе.
Двигаясь по сложной траектории, я подкрался и приобнял её.
– Нельзя быть такой хорошенькой! – сказал с деланой строгостью. – Гоша уже зачах!
– Ничего, ему полезно! – хихикнула Настя. – Так ты на Изю глянь!
Я глянул. Рядом с изящной Алей Изя выглядел неуклюже и смешно, совершая нелепые па, но нисколько не комплексовал, веселя подругу своими ужимками.
В коротких отливах ритмического громыханья доносился хрипловатый мальчишеский басок: «Маша-а! Света? А где Маша?», и восторженный вопль, и грудной Ритин альт: «Товарищи гости! Есть морс! Холодный!», и раздавался нежный, переливчатый смех Инки и её голосок: «Я танцую, следовательно, существую!».
И вдруг колонки оборвали рок-оперу, окатывая разгорячённые тела тишиной, как душем.
– Что? – вырвалось у Инны. – А, «Эмманюэль»… Мишечка!
Девушка скользнула ко мне, приникла с ходу, складывая гладкие ручки на моей шее. Я почувствовал, как Хорошистка улыбается, и прижал к себе потуже, словно боясь – вдруг уведут. Хотя раздвоенность всё ещё мерцала в сознании – чёрной щелью, из которой дуло, отбирая малые крохи тепла.
– А я на всё лето пропаду… – прошептала Инна, слегка задыхаясь, отчего слова её звучали интимно и волнующе. – Мы всей семьёй… Сначала в Карелию, а потом на Чёрное море!
– С юга на север и обратно! – подхватил я, изображая чёрную зависть.
– Ага!
Тут динамики вытолкнули негромкие аккорды Пьера Башле, и мне не удалось сообщить подружке, что я тоже уеду осенью. Только насовсем…
Медленный танец втянул в плавное, затянутое покачивание почти всех, кроме Светланы и Риты – обе устроились на диване и шушукались, поглядывая на танцующие парочки и прицельно стреляя глазками.
– Потому что на семь девчонок по статистике пять ребят! – пропела Инна мне на ухо.
– Некомплект, – согласился я, слушая, как тает девичий смех.
– Только ты не поддавайся Ритке, ладно? – тихонько, запинаясь от смущения, проговорила Инна, а в глазах словно синие огоньки занялись, отражая тревогу.
– Ни. За. Что, – чистосердечно заверил я её.
– Ага! – На Инкиных щеках заиграли ехидные ямочки. – А то я не вижу! И так улыбнётся, и так, и вздохнёт, и прижмётся…
Тут до меня стало доходить – уши полыхнули алым цветом стыда.
