Вера. Для кого это? Или?..
Антонина Павловна. Мешаев говорил, что, может быть, будет его брат. А знаешь, Любуша…
Любовь. Что?
Антонина Павловна. Нет, ничего, я думала, что это из старых вилочек.
Входит Трощейкин.
Трощейкин. Ну вот, слава Богу. Люди начинают просыпаться. Люба, сейчас звонил Куприков и умолял нас не выходить на улицу. Он сейчас у меня будет. Очевидно, есть что-то новое. Не хотел по телефону.
Любовь. Очень жаль, что придет. Я совершенно не выношу твоих коллег. Видишь, Вера, бокал пригодится. Ставь-ка еще лишний.
Трощейкин. Да, кажется, люди начинают понимать, в каком мы находимся положении. Ну, я, знаешь, подкреплюсь.
Любовь. Оставь торт, не будь хамом. Подожди, пока соберутся гости, тогда будешь под шумок нажираться.
Трощейкин. Когда придут гости, то я буду у себя. Это уж извините. Хорошо, я возьму просто конфету.
Вера. Алеша, не порти. Я так чудно устроила. Слушай, я тебя сейчас шлепну по пальцам.
Антонина Павловна. Вот тебе кусочек кекса.
Звонок.
Трощейкин. А, это старуха Вагабундова. Попробую сегодня дописать. У меня руки трясутся, не могу держать кисть, – а все-таки допишу ее, черт бы ее взял! Церемониться особенно не буду.
Вера. Это у тебя от жадности – руки трясутся.
Входит Ревшин.
Ревшин. Господа, там пришла какая-то особа: судя по некоторым признакам, она не входит в сегодняшнюю программу. Какая-то Элеонора Шнап. Принимать?
Трощейкин. Что это такое, Антонина Павловна? Кого вы зазываете? В шею!
Антонина Павловна. Я ее не приглашала. Шнап? Шнап? Ах, Любушка… Это ведь, кажется, твоя бывшая акушерка?
Любовь. Да. Страшная женщина. Не надо ее.
Антонина Павловна. Раз она пришла меня поздравить, то нельзя гнать. Не мило.
Любовь. Как хочешь. (К Ревшину.) Ну, живо. Зовите.
Вера. Мы ее последний раз видели на похоронах…
Любовь. Не помню, ничего не помню…
Трощейкин (собирается уйти налево). Меня, во всяком случае, нет.
Вера. Напрасно, Алеша. Племянница ее первого мужа была за двоюродным братом Барбашина.
Трощейкин. А! Это другое дело…
Входит Элеонора Шнап: фиолетовое платье, пенсне.
Антонина Павловна. Как любезно, что вы зашли. Я, собственно, просила не разглашать, но, по-видимому, скрыть невозможно.
Элеонора Шнап. К сожленью, об этом уже говорит вес, вес город.
Антонина Павловна. Именно, к сожалению! Очень хорошо. Я сама понимаю, что этим нечего гордиться: только ближе к могиле. Это моя дочь Вера, Любовь вы, конечно, знаете, моего зятя тоже, а Надежды у меня нет.
Элеонора Шнап. Божмой! Неужели безнадежно?
Антонина Павловна. Да, ужасно безнадежная семья. (Смеется.) А до чего мне хотелось иметь маленькую Надю с зелеными глазками.
Элеонора Шнап. Т-ак?
Любовь. Тут происходит недоразумение. Мамочка!
Антонина Павловна. Присаживайтесь, пожалуйста. Сейчас будем чай пить.
Элеонора Шнап. Когда я сегодня узнала, то приам всплеснула руками. Думаю себе: нужно чичас проведать пойти.
Любовь. И посмотреть, как они это переживают?
Антонина Павловна. Очень, очень любезно. А кто вам, собственно, сказал? Женя, Евгения Васильевна?
Элеонора Шнап. Нет. Мадам Вишневская.
Антонина Павловна. Да она-то откуда знает? Алеша, ты разболтал?
Любовь. Мамочка, я тебе говорю: тут происходит идиотская путаница. (К Шнап.) Дело в том, что сегодня рождение моей матери.
Элеонора Шнап. Несчастная мать! О, я все панмаю…
Трощейкин. Скажите, вы, может быть, этого человека…
Любовь. Перестань, пожалуйста. Что это за разговоры?
Элеонора Шнап. Друг спознается во время большого несчастья, а недруг – во время маленьких. Так мой профессор Эссер всегда говорил. Я не могла не прийти…
Вера. Никакого несчастья нет. Что вы! Все совершенно спокойны и даже в праздничном настроении.
Элеонора Шнап. Да, это хорошо. Никогда не нужно поддаваться. Нужно держаться – так! (К Любови.) Бедная, бедная вы моя! Бедная жертвенница. Благодарите Бога, что ваш младенчик не видит всего этого.
Любовь. Скажите, Элеонора Карловна… а у вас много работы? Много рожают?
Элеонора Шнап. О, я знаю: моя репутация – репутация холодного женского врача… Но право же, кроме щипцов, я имею еще большое грустное сердце.
Антонина Павловна. Во всяком случае, мы очень тронуты вашим участием.
Любовь. Мамочка! Это невыносимо…
Звонок.
Трощейкин. Так, между нами: вы, может быть, этого человека сегодня видели?
Элеонора Шнап. Чичас заходила, но его не было у себя. А что, желайте передать ему что-либо?
Входит Ревшин.
Ревшин. К вам, Алексей Максимович: госпожа Вагабундова.
Трощейкин. Сию минуту. Слушай, Люба, когда придет Куприков, вызови меня немедленно.
Вагабундова входит, как прыгающий мяч: очень пожилая, белое с кружевами платье, такой же веер, бархатка, абрикосовые волосы.
Вагабундова.
Здрасте, здрасте, извиняюсь за вторженье!
Алексей Максимович, ввиду положенья…
Трощейкин. Пойдем, пойдем!
Вагабундова….и данных обстоятельств…
Любовь. Сударыня, он сегодня очень в ударе, увидите!
Вагабундова.
Без препирательств!
Нет – нет – нет.
Вы не можете рисовать мой портрет.
Господи, как это вам нравится!
Убивать такую красавицу!
Трощейкин. Портрет кончить необходимо.
Вагабундова.
Художник, мне не нужно геройства!
Я уважаю ваше расстройство:
я сама вдова –
и не раз, а два.
Моя брачная жизнь была мрачная ложь
и состояла сплошь
из смертей.
Я вижу, вы ждете гостей?
Антонина Павловна. Присаживайтесь, пожалуйста.
