— Вы полагаете, он будет в порядке?
Врач уверенно кивнула головой.
— Нисколько не сомневаюсь. Мы уже собирались приступить к анестезии, но он попросил отложить начало операции, чтобы поговорить с вами, — она внимательно посмотрела на португальца. — Вы в состоянии дойти до хирургии своим ходом или лучше позвать медперсонал с инвалидным креслом?
Томаш резво убрал простыню и спустил ноги с кровати. Доктор Лесли хотела было ему помочь, но он остановил ее порыв решительным «нет» правой культи.
— Я сам! Я смогу, вот увидите!
Сидя на краешке постели, португалец привстал и осторожно перенес вес тела на ноги. Он чувствовал, как они ослабли, ощущал непривычную дрожь, но стоял, пока опираясь рукой о спинку кровати. Не торопясь, опустил руку и выпрямился.
— Браво! — порадовалась за него Лесли Кошет, захлопав своими «волшебными руками». — Замечательно! Вот он — настоящий мужчина!
Последняя фраза показалась Томашу отчасти снисходительно-двусмысленной, но он был не в претензии: он самостоятельно встал на ноги и был горд содеянным. После всего, что произошло в аду Святая святых, процесс выздоровления протекал достаточно быстро, и совсем скоро его выпишут. Через какое-то время он вернется туда, к здоровым!
Ах, как хорошо жить!
— Готовы? — госпожа доктор прошла вперед и оказалась в коридоре первой, показывая дорогу. — Пойдемте сюда!
Движения человека в пижаме, следовавшего за фигурой в белом халате, были не очень уверенными и ловкими: Томаш еще ощущал физическую слабость. И все же он шел на поправку гораздо быстрее, чем мог предположить: даже есть силы ходить на своих двоих! Опять же сама эта прогулка пойдет, несомненно, на пользу.
В кармане пижамы заиграла музыка. Португалец неуклюже вытащил мобильник и посмотрел на экран: мама. Нажал зеленую клавишу и приложил прибор к уху.
— Мама, здравствуйте! У вас все в порядке?
— Ай, сынок! Я так на тебя сердита! — раздался любимый голос на другом конце линии.
Сердце Томаша беспокойно забилось: он ничего не сообщил матери о событиях последних дней, но, очевидно, нашелся доброхот с длинным языком и куриными мозгами.
— У меня все замечательно, — поторопился он успокоить матушку. — Это все пустяки.
— Пустяки? — недовольно и даже возмущенно переспросила она. — Мне сказали, что ты сейчас бродишь по тем краям, где вечно какие-то войны, где безумцы постоянно взрывают бомбы и не знаю, что там еще! Матерь Божия! Ты не представляешь, что со мной было, когда я позвонила в университет, а мне сказали, что ты в тех местах! Я уж и в церковь сходила — свечечку за твое здравие поставила! И все молюсь и молюсь за тебя, дрожа, как заячий хвост!
Историк понял, что все не так уж страшно: старушке всего лишь сказали, что его послали на Ближний Восток, но никому, слава Богу, не пришло в голову вводить ее в курс перипетий текущих дней. Вот и замечательно! Не то еще бы инфаркт хватил!
— У меня все хорошо, мам! — проворковал он нежно, выбрав самый спокойный из доступных его голосу тембров. — А знаете, где я сейчас нахожусь? Представьте себе — в Иерусалиме!
— В Иерусалиме? — переспросила мама недоверчиво, словно боялась, что ослышалась. — Так ты и вправду в Иерусалиме? На Святой земле? Там, где ступала нога самого Иисуса?
— Ступала, так точно!
— Ах, сыночка! Как же тебе повезло! Какая удача!
Голос матери изменился до неузнаваемости. Не осталось в нем ни недавнего беспокойства, ни извечной тоски. Наоборот, он стал полон энтузиазма и задора!
— Вы правы, мама. Это очень интересный край.
— Интересный? — возмущению не было предела. — Ты же на родине нашего Господа, Иисуса Христа, сынок! Это Его Земля, Святая! Слушай, а ты уже прошел Крестным путем, где эти… ну, кровопивцы эти мучили Иисуса нашего? А у Гроба Господня, где его, бедняжку, распяли, был?
— Собираюсь туда завтра… или после…
— Да-да! Когда пойдешь к Гробу Господню, поставь там свечечку за меня! Поставишь? Не забывай, сынок, что Иисус принял мученическую смерть во имя нашего спасения! Мы должны Ему каждый возносить хвалу за это, слышишь?! Он умер ради нас всех! Он теперь там, наверху, по правую руку от Господа нашего Вседержителя… Смотрит за нами, бдит денно и нощно…
— Ваша правда, мама. Я… я обязательно поставлю свечку за Вас.
— Поставь одну за меня, вторую за отца своего, а третью уж за себя, сынок, — мама торопилась успеть выдать все рекомендации, пока не забыла. — Не забывай, любимый мой, что ты тоже христианин! Никогда не забывай! У тебя тоже есть право на спасение!
— Не волнуйтесь, мама! Обязательно поставлю три свечки!
Мама вздохнула в трубку с чувством глубокого удовлетворения — день, несомненно, удался, ибо было сделано еще одно доброе дело.
— Ну, вот и ладненько, сынок, — ее голос вдруг резко изменился, стал торопливым. — Ой, знаешь, тут как раз на службу зовут. Сбегаю-ка и я к церкви Святого Варфоломея. Доложу падре Висенте, куда тебя занесло. Ему будет радостно узнать, что ты сейчас на Святой Земле среди всех тамошних апостолов. Береги себя, Томаш! И не забудь о трех свечках у Гроба Господня. Иисус умер спасения нашего ради!
Профессор попрощался и отключил телефон, опустив его в карман пижамы. Все это недолгое время он старался не отставать от врача, державшего путь к отделению хирургии. Положив сотовый, он, однако, не перестал думать о только что закончившемся разговоре с матерью, о ее словах и об их истинном значении…
Мама была, безусловно, верующим человеком. Но что значит — быть верующим? Имеет ли смысл верить в Христа, когда мы уже столько правдивого узнали о биографии Иисуса и о трансформации его вероучения в нечто весьма отличное от изначального смысла его идей? Томаш всегда считал, что глупо верить во что бы то ни было, не обладая достаточными данными. Именно исследования, наука и знания должны вести к вере, а не подавление всякого сомнения, невежество и догматизм. Вера не должна быть слепой, должна зиждиться на информации, знании. Нет непреложных истин. Люди, религия которых не подкреплена достаточными знаниями о ней, являются, по его мнению, простофилями, суеверными простаками, способными принять на веру любой вздор. Только та вера чего-то стоит, если она основана на знании.
Тем не менее, историк отдавал себе отчет, что при определенных обстоятельствах вера может быть не основана ни на чем. В дружбе, например. Чтобы быть другом какого-то человека, надо просто верить в него, верить, что он достоин вашего доверия. Разумеется, во многих случаях эта вера подводит. Достаточно вспомнить случай с Валентиной. Он верил ей, не обладая к тому достаточным знанием, и случилось то, что случилось. Итальянка оказалась человеком «с двойным дном» и едва его не убила. Понятно, что сейчас она в тюрьме и заплатит сполна за совершенные преступления, — вопрос не в том; тут важно, что он ей доверился, уверовал, не обладая достаточными к тому данными, и получилось скверно. Но не стало ли это еще одним подтверждением тому, что вера без знания опасна?
