— Ну, вот еще чего?! Почему же нет? Наоборот, все логично! — она показала на головоломку. — После убийства в Ватикане он начертал символ лилии и снова использовал его только сейчас. Мне кажется, все ясно. Что вас удивляет?
Португальский ученый смотрел на знаки как завороженный, пытаясь ухватить неоднократно ускользавший в последнее мгновение смысл этой шарады. С чего вдруг убийца повторил этот символ? Вроде и контекст не тот. А ключ к разгадке наверняка в контексте, в обстоятельствах. А если попробовать разгадывать с другого конца головоломки? — размышлял ученый. — Что там было? А было слово, написанное на… на…
— Я понял! — воскликнул вдруг Томаш.
Оба детектива уставились на него.
— Что? В чем дело?
Историк повернулся к Валентине, потом к Пичурову, затем снова к Валентине и показал взволнованно на листок в пластиковом файле.
— Я понял!
Все посмотрели на шараду, которой он радостно размахивал.
— Вы сумели разгадать ее? Так быстро?! — болгарин не скрывал своего восхищения.
Итальянка улыбнулась и захлопала.
— Браво, Томаш! — она явно гордилась своим спутником, превращавшимся практически в героя, по крайней мере для нее. — Браво!
Увидев такую неподдельную радость, Томаш оказался в некотором замешательстве, вобрал голову в плечи, опустил руку, потрясавшую листком, и отвел в сторону смущенный взгляд.
— Не знаю, будете ли вы так довольны после того, что я вам скажу, — заметил он Валентине. — Боюсь, вам даже захочется лишить меня головы!..
— Мне? Что за глупости?! Зачем вы так говорите?
Историк посмотрел на головоломку в пластике.
— Эта задачка-загадка отсылает нас к еще одному подлогу Библии.
После этих слов на лицо Валентины набежала вдруг черная-черная туча.
— О, нет! Какая же я глупая! Чего еще было ожидать?! — раздражению не было предела.
Томаш наклонился к своему саквояжу, порылся там, не глядя, рукой и вытащил какую-то книгу. Когда он положил ее на стол обложкой вверх, все поняли, что это — Библия. Да, та самая, что принесла столько пользы в Дублине. Он отважился, наконец, взглянуть на итальянку, пусть и не без смущения.
— Речь пойдет о подлоге, связанном с божественным происхождением Иисуса.
XXVI
Официант пробрался зигзагом, ловко управляя подносом, к столику на эспланаде улицы Главной, где сидели историк и два детектива. Расставив с профессиональным изяществом чашки с кофе, он двинулся дальше обслуживать других клиентов, недавно расположившихся за соседним столиком.
Томаш, сумевший вернуть себе обычное состояние уверенности, ткнул пальцем в рисунок в пластиковой защите и указал на три символа на листке, найденном у трупа болгарского профессора.
— Эта загадка отсылает нас к двум основным вопросам христианского богословия. Они разные, но неразрывно связаны между собой, — начал он объяснять. Инспектор Пичуров заерзал на своем месте.
— Вы говорили о божественном происхождении Иисуса, а также о том, что с ним связан какой-то подлог. Каким же боком эти каракули могут навести на такие выводы? — не терпелось знать болгарскому детективу.
Историк указал на символы в центре и справа — ΘΣ.
— Видите вот это? Знаете, что это такое?
Следователи не отрывали глаз от загадочных каракулей.
— Похожи на иноземные письмена. Их обычно пишут на кораблях инопланетян, летающих в фильмах типа «Star Trek»
[31], — пошутила Валентина.
Томаш рассмеялся.
— Действительно, эти знаки выглядят странновато, но к инопланетянам и их кораблям они отношения не имеют. Речь идет о буквах греческого алфавита, упоминаемых в Библии.
— Вот это — буквы?
Историк кивнул в знак согласия.
— Символ в центре — тета, а справа — сигма, — уточнил он. — Когда их в библейской рукописи пишут рядом, добавляя черточку сверху, тета-сигма означают сокращенный вариант nomina sacra.
— А что это?
— Священное обозначение в данном случае — Бог.
Инспектор Пичуров нахмурил брови.
— Убийца оставил у ног жертвы аббревиатуру имени Бога? — переспросил он, не скрывая своего скептицизма. — А с какой стати?
— Это-то и предстоит выяснить, — заметил Томаш, не обращая внимания на недоверчивый тон болгарского детектива. — Самое интересное, особенно в свете того, что наш serial killer писал в двух предыдущих случаях, — это, вне всякого сомнения, его намек на Codex Alexandrinus, и в частности на ловкую подмену, сделанную в этом манускрипте одним из переписчиков.
Ссылка показалась Валентине знакомой.
— Вы говорите о том старинном документе, который профессор Эскалона изучала в Ватиканской библиотеке?
— Тот был Codex Vaticanus, — поправил ее Томаш, — а эта головоломка отсылает нас к Codex Alexandrinus — рукописи V века, подаренной патриархом Александрии английскому королю и хранящейся в Британской библиотеке. Это — один из самых древних и самых полных манускриптов Библии с греческой версией Нового Завета, за исключением утерянной 31 страницы.
Итальянка указала на два символа: ΘΣ.
— Отчего вы считаете, что эти тета-сигма относятся именно к этому Кодексу?
— Речь идет о предположении, которое зиждется на образе мышления, проявленном «нашим клиентом», — стал объяснять португалец. — Мы уже поняли, что он буквально помешался на фальсификациях, имеющихся в Новом Завете. Так вот, в Александрийском кодексе на самом деле есть некая аномалия, связанная аккурат с сокращенной ссылкой на Господа, — те самые тета и сигма.
— Не понимаю совсем!..
Томаш положил листок с загадкой на стол и стал листать свой экземпляр Библии.
— Одна из проблем тезиса о божественном происхождении Иисуса связана с тем, что он ничего подобного не говорит о себе в самых древних дошедших до нас рукописях. Разве что в последнем Евангелии от Иоанна, написанном примерно в 95 году, Иисус четко указывает на свою божественную природу. Иоанн цитирует Иисуса в стихе 8:58: «Прежде, нежели был Авраам, Я есмь». Это четкое указание на Исход, где в 3:14 Бог сказал Моисею: «Я есмь Сущий», то есть Иисус в версии Иоанна представляется как Бог в Священном Писании.
— Ага-а!
— Любопытно, что ничего подобного мы не находим в доиоанновских источниках, — тут же подчеркнул Томаш. — Ни Павел, ни Марк, ни Матфей или Лука, создавшие свои Евангелия прежде Иоанна, не вкладывают в уста Иисуса ни намека на то, что Он — Бог. Неужто забыли? — не сдержался он от иронии. — Или посчитали сие несущественной, ничего не значащей мелочью? И заметьте, — тут он поднял палец, — чем древнее рукопись, тем менее божественным выглядит в ней Иисус. Первым написал свое Евангелие Марк. Каким же мы видим в нем Иисуса? Человеческим существом, никогда не посягавшим на статус Бога. Самое смелое его заявление этого плана сделано во время суда, когда он под давлением первосвященника, спросившего, он ли «Христос, сын Благословенного», отвечает в 14:62 «Я», предвосхища, что «и вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных». Но, внимание: в иудейской культуре mashia означает вовсе не «Бог», а лишь «Богом избранный». Нигде у Марка Иисус не утверждает, что он Господь.
